Поэтому в Иркутской области правды добиться было нельзя. Практически ни одна жалоба или челобитная на взяточников-чиновников и деспота-губернатора не достигала Санкт-Петербурга или Москвы. Все письма и бумаги, отправленные в Россию, вскрывались и просматривались, а некоторые просто якобы терялись по дороге. А самих челобитчиков строго наказывали. Если что – то в сразу тюрьму! Или на каторгу на рудник! Например, богатых купцов Сибиряковых Трескин сослал в города Жиганск и Нерчинск, купца Мыльникова – в Баргузин. Купца Киселёва упек в дом для умалишённых, советника Корсакова за строптивость выслал из Иркутской губернии и предписал от имени военного генерал-губернатора всем губернаторам не разрешать ему нигде жить дольше трех дней, но в то же время не выпускал за пределы Сибири, благодаря такой заботе Трескина вследствие бывший чиновник целых четыре года кружил по Сибири как обыкновенный бродяга.
Так что Алабину не светило ничего хорошего в этом жестоком и суровом краю. Его голос, рядового каторжника, здесь точно никто не услышит.
Дмитрий начал знакомство со Стретенском с левой стороны берега, там, где располагался переселенческий пункт. Именно сюда привезли в коляске уголовного преступника Алабина его сопровождающие – жандармы и фельдъегерь.
Сам город находился на правом берегу реки Шилка. Здесь же была пристань, государственные учреждения, жилые дома, лавки, храм во Имя Стретенья Господня, сереброплавильные заводы, рудники, тюремные остроги.
За бревенчатыми избами, каменными домами, и часовнями виднелись темно-зеленые сопки с густым еловым и сосновым лесом. Вдоль городских зданий и построек и длинной пристани текла неспокойная река Шилка, ограниченная скалистыми высокими берегами, заросших травой, кустарниками, деревьями и яркими таежными цветами. А далее, за городом, в лесах и в лесостепях находились многочисленные тунгусские и бурятские селения.
Здешняя природа приятно поразила Алабина. Какая она здесь дивная и, красивая. И что потрясающе – здесь царило полноценное лето! Как в Европе. С жарким солнцем, голубым небом, и белоснежными облаками и красочной растительностью. И вопреки расхожему мнению европейских обывателей медведи с волками не разгуливали по городским окрестностям. Да и по весям и деревням тоже. Сколько во время путешествия по Сибири поручик не всматривался в густую чащу леса, ни одного медведя или волка он там не увидел. Даже зайцев. Там в далеком Санкт-Петербурге поручик представлял себе Сибирь – даже и в летнюю пору – суровым, блеклым и холодным краем. Но на поверку оказалось, что Дмитрий сильно ошибался.
* * *
Жандармы и фельдъегеря доставили Алабина в острог для уголовных преступников, приписанных к одному из рудников. Вручив коменданту необходимые официальные бумаги и получив за них нужные росписи, они отправились в обратный и далекий путь.
Стретенский каземат номер семь находился на окраине города и был огорожен четырехметровым частоколом из толстых бревен. Четыре сторожевых башни по углам и одна башня у главных ворот служили дозорными пунктами. Внутри каземата находились: большое караульное помещение у главных ворот, поварская, где готовили еду для арестантов, баня – опять же для тех же арестантов, хозяйственные пристройки и два длинных бревенчатых барака с узкими горизонтальными окнами, заколоченные прочными решетками, где и содержались сами каторжники. Бараки были огорожены друг от друга трехметровым забором по периметру и имели большой квадратный двор для прогулок.
За острогом в шагах триста находилась основная казарма тюремщиков, трапезная, кухня, баня, свинарник, большая конюшня и дом коменданта. В казарме постоянно находилось около тридцати солдат и казаков. А в трапезной и на кухне работали один повар и двое его помощников из числа вольнонаемных.
Стража Стретенского острога № 7 в большинстве состояла из инвалидов и нанюхавших настоящего пороха солдат. Смена, несущая службу в каземате, насчитывала девять человек: начальник караула и восемь часовых. Два человека у главных ворот, четверо на башнях и двое возле бараков. А в караульном доме пребывали их сменщики – еще восемь служивых. Плюс к ним еще причислялись кухонные работники: один повар и один его помощник. Через двое суток отдежуривший караул уходил в казарму за казематом, а оттуда на смену им прибывал отряд из семнадцати человек. Комендант, хромой старик, бывал в остроге чуть не каждый день, но чаще днем.
В каждом бараке имелись по две печи, которые были расположенные в разных концах строения, длинные сплошные нары вдоль стен, а посередине – длинный-предлинный обеденный стол с высокими скамьями.
В первом каземате находилось пятьдесят четыре человека каторжников (туда и направили Алабина), а во втором – сорок девять. В остроге содержались арестанты разных национальностей: русские, евреи, татары, армяне, персы, турки, немцы, поляки, качинцы, сагайцы, урянхайцы, буряты, тунгусы. Даже имелись китайцы и корейцы! Преступники были и разных сословий: крестьяне, заводские рабочие, солдаты, разбойники, воры, купцы, чиновники, священнослужители, дворяне и другие. Весьма пестрая и разная компания!
Алабин в первую очередь познакомился, а затем и подружился с каторжниками, которые в свое время служили офицерами в разных армейских частях.
К примеру, корнет Ахтырского гусарского полка Михаил Петрович Окунев – молодой человек двадцати пяти лет от роду. Рыжеволосый, зеленоглазый. Худощавый и жилистый, с изящными ручками и длинными худыми пальцами. Даже не верилось, что такой хрупкий на вид молодой человек храбро рубился с французскими драгунами и польскими уланами во время войн с Наполеоном. На каторгу Окунев попал за то, что спьяну подстрелил своего эскадронного командира. Да так удачно, что командир остался инвалидом на всю жизнь. В результате корнет получил десять лет каторги.
Или допустим, разжалованный и лишенный дворянского звания капитан Лейб-гвардии Финляндского полка тридцатитрехлетний Сергей Сергеевич Кислицин – черноволосый, кудрявый мужчина плотного телосложения, с орлиным носом и сросшимися на переносице густыми бровями. Его отправили на каторгу на пятнадцать лет за убийство своей красавицы жены. Супруга была на десять лет младше капитана, и Кислицин не без основания ревновал ее ко всем мужчинам и однажды в припадке дикой ревности задушил ее подушкой: мол, не доставайся теперь никому!
Кроме офицеров в первом бараке было немало бывших солдат и матросов. Около тридцати человек. К офицерам примыкали и два поляка с опытом боевых действий – Янек Сташинский и Антон Юзевский. Все они и составляли костяк первого барака. У Юзевского на лице присутствовала особенная примета: шрам от сабельного удара. Они участвовали в восстании в 1794 году в Польше под руководством Тадеуша Костюшко. За это и попали на Нерчинский рудник. Но не стерпели поляки тяжелых условий и сбежали с рудника. Их через две недели поймали, били кнутами и снова упекли, но уже на вечную каторгу, теперь уже в Стретенск. Остальных польских мятежников в 1796 освободил Павел I. Амнистия по злой иронии судьбы не коснулась только Юзевского и Сташинского – ведь они были беглыми и, следовательно, особо опасными заключенными. Вот им действительно не повезло!
