— Но если ты не замужем, как же ты могла забеременеть? — в смятении выпалила я.
— Это Америка, — ответила она. — А если у тебя проблемы с этим, возвращайся к себе на родину.
Мы с папой вскоре переехали от тети Шагул в маленькую квартирку неподалеку, и я быстро нашла работу в афганском ресторане. И хотя я работала там официанткой, а не посудомойкой, я постоянно вспоминала мамино предупреждение о том, что в Америке я сгожусь лишь на то, чтобы подавать бургеры.
Я считала эту работу временной и была настроена на поступление в университет. Я поклялась себе, что накоплю денег и куплю машину, а пока мне оставалось только работать. Вскоре меня полюбили клиенты, которые по преимуществу были такими же беженцами из Афганистана. Я была вполне довольна своей жизнью, чего нельзя было сказать о папе. После пережитого им подъема, когда он посещал всех своих знакомых, обосновавшихся в Виргинии, он замкнулся и стал нелюдимым. Причина его горя коренилась в маминой смерти — скончавшись, она словно унесла с собой и половину его жизни. Он плакал в течение нескольких недель после ее смерти, и слезы служили ему утешением. А потом слезы у него иссякли, а подавленное состояние осталось.
Мое четвертое потрясение было связано с потоком брачных предложений. В округе жило много холостых афганцев, и все искали себе невест. Папино происхождение и его репутация стали причиной того, что многие захотели породниться с нашей семьей. И вскоре папа вновь оказался при деле, принимая предложения о браке с его дочерью.
Папа очень серьезно отнесся к своим обязанностям. Он загорелся желанием выдать замуж свою младшую дочь и настаивал на том, что моим мужем должен стать афганский пуштун. А повинна во всем была моя сестра Надия. Незадолго до маминой смерти она призналась, что влюбилась в иностранца и тайно заключила с ним брак. Она не только вышла замуж за человека, с которым не были знакомы родители, она нарушила и еще целый ряд запретов: ее муж не был афганцем и не принадлежал к нашей мусульманской секте. Он был иранским шиитом.
Для тех, кто не знает, ислам распадается на два основных течения — суннитов и шиитов, которые враждуют со дня смерти Пророка Мухаммеда, так и не назвавшего преемника. Близкие Пророка не могли договориться, кто возглавит ислам. Согласно историческим свидетельствам, это привело к страшной распре, когда обе группы выдвигали своих претендентов, вследствие чего ислам раскололся на две ветви. И теперь по прошествии многовекового противостояния обе ветви продолжают враждовать. Сунниты категорически запрещают своим дочерям выходить замуж за шиитов, и шииты проявляют не меньшую категоричность в этом вопросе. Людей убивали и за меньшие проступки.
Сначала Надия пыталась смягчить удар, сообщив родителям, что она влюбилась в шиита и они собираются вступить в брак. И лишь я знала, что они уже давно состоят в этом браке. Однако моих родителей и эта информация потрясла. Тем не менее они жили в надежде на то, что Надия образумится и передумает.
А потом мамина болезнь и смерть отвлекли папу от замыслов Надии. Но когда мы обосновались в Виргинии, у папы появилось время, чтобы поразмыслить над ее непослушанием. Но поскольку Надия находилась далеко в Индии, он решил сосредоточить внимание на своей младшей дочери и заняться ее многочисленными брачными предложениями.
Он даже не удосуживался посоветоваться со мной, так как мысленно все еще находился в Афганистане, где брак считается слишком серьезным делом, чтобы доверять его детям. И мне стало страшно. Меньше всего я хотела выходить замуж. Мне было всего двадцать лет, я наслаждалась жизнью в новой стране и хотела получить образование. Я учтиво попросила папу подождать и дать мне немного времени. Ведь они с мамой всегда утверждали, что, перед тем как вступать в брак, надо получить образование.
Но папа, одержимый страхом, что его дочь может выйти из повиновения, если ее не выдать замуж, упрямо продолжал гнуть свою линию.
Я ощущала себя заложницей семейной драмы, и ничто не могло помешать папе выдать меня замуж. Мне как никогда не хватало мамы, поскольку я не сомневалась в том, что она воспрепятствовала бы выдаче меня замуж. Мама всегда считала, что сначала у ее дочерей должны оказаться дипломы об окончании колледжа, и лишь после этого они смогут выйти замуж. Но мама была мертва и покоилась в своей могиле в Индии. Теперь она уже не могла меня защитить.
Я была потрясена, когда остальные родственники горячо поддержали папу и организовали крупномасштабную кампанию против двадцатилетней девушки. Тетя Шагул напомнила мне о моем долге и ответственности перед семьей.
— Твой отец тяжело переживает утрату твоей матери, — вздохнула она. — Жизнь в чужой стране и волнения за Надию лишь усугубляют его состояние. Неужто и ты решишься огорчить его?
Мне даже позвонил дядя Хаким из Франции, который тоже начал распространяться о папином душевном состоянии.
— Твоему отцу одиноко, Мариам. Ему надо принести радость. Рождение внука могло бы вывести его из этого меланхолического состояния.
Я застонала, понимая, что этого внука должна произвести на свет именно я.
Я понимала, что нахожусь в безнадежном положении, когда все родственники начали петь хором: «Аллах не забудет тебя. Он вознаградит тебя. Он сделает тебя счастливейшей женщиной во всем мире».
Похоже, всех волновало лишь одно, чтобы я вышла замуж и сделала это как можно быстрее.
Я всегда говорила себе, что никто не выдаст меня замуж против моей воли. Я слишком хорошо была знакома с трагическими подробностями жизни бабушки Майаны, кузины Амины и других афганских женщин. Однако сочувствие к папиному горю и желание быть послушной дочерью вступали в конфликт с моими прежними представлениями.
В течение нескольких месяцев я старалась плыть против течения, избегая всех разговоров о браке. Я надеялась, что папе надоест расспрашивать моих потенциальных мужей, и молилась о чьем-нибудь вмешательстве. Однако с каждым днем мне становилось все страшнее. У меня перехватывало дыхание при мысли, что папа может заявить, что выбрал для меня мужа. Никогда еще я не ощущала себя такой одинокой и такой несчастной. Я чувствовала, как теряет силу моя решимость перед напором родственников.
А потом папа заболел и сказал мне, что ему недолго осталось жить на этом свете и скоро он присоединиться к маме. Это заявление настолько меня потрясло, что я тут же сдалась. Я склонила голову и с вымученной улыбкой произнесла:
— Папа, если ты хочешь, чтобы я вышла замуж, я сделаю это. И мне все равно, кого ты выберешь мне в мужья. Я буду счастлива, если ты будешь счастлив.
Состояние папиного здоровья тут же начало улучшаться. Он вдруг стал энергичным и быстро договорился по телефону о встрече с несколькими потенциальными женихами.
Я почувствовала облегчение оттого, что мне удалось доставить папе радость, но, когда он прилег отдохнуть, у меня случился приступ безудержной рвоты. Я проклинала себя за малодушие.
Зато теперь все хвалили меня за мое послушание. Теперь я была хорошей дочерью. Я готова была выполнить желание отца вопреки собственным желаниям. И в отличие от сестры хранила верность нашей пуштунской традиции.
