Но Надия проигнорировала мою просьбу и ясно дала мне понять, что считает меня истеричкой.
Я чувствовала себя полностью опустошенной, даже родная сестра мне не верила.
Гости вскоре разошлись, и Каис последовал за ними, коварно нащупав слабое звено в моей обороне. Не прошло и часа, как он позвонил Надие.
— Надия, позволь мне вернуться. Мне так одиноко в этой холодной гостинице.
И, несмотря на мои протесты, Надия вышла из дома и отправилась за Каисом. Через час они уже вернулись, и папа любезно предоставил Каису свою кровать. Я пододвинула колыбель Дюрана поближе к себе, понимая, что при малейшей возможности Каис попытается похитить его, пока мы спим.
На следующий день двадцать наших друзей устраивали пикник в парке Марина-дель-Рей, мы также были приглашены. Каис взмолился, чтобы Надия достала ему приглашение. Мне становилось все страшнее. Я чувствовала, что-то назревает, но точно ничего не знала о планах Каиса. Однако вряд ли он сможет похитить Дюрана в присутствии такого большого количества людей. В предыдущий раз я потеряла бдительность, но теперь знала, что больше этого не повторится. Я никогда не оставлю Дюрана наедине с его отцом.
Несмотря на папины и Надии возражения, я решила остаться с Дюраном дома и не рисковать. В тот день Дюран был особенно обаятельным, и мне было жаль, что он пропустит пикник и наши друзья не увидят, какой он очаровательный и забавный в голубой рубашечке с белыми полосками и синих шортиках.
После пикника папа и Надия вернулись с компанией наших друзей. К моему ужасу, среди них был и Каис, чувствовавший себя уже членом семьи. Его актерское мастерство достигло несказанного совершенства. Все восхищались этим негодяем так, словно он выиграл конкурс «Лучший муж мира». Меня то и дело отводили в сторону и осыпали его похвалами. «Какой замечательный мужчина!», «Это он готовил барбекю», «Специально просил передать тебе кебаб из печенки. Сказал, что сам очень любит печенку, но лучше отдаст ее тебе, Мариам».
Я все это пропускала мимо ушей, бдительно наблюдая за Каисом, который вертелся на кухне вокруг моей сестры. А потом вместе с Дюраном я села смотреть телевизор. Дюран пил сок из своей бутылочки. Родственники продолжали громко обсуждать Каиса, так чтобы я слышала.
— Мариам глупо поступила, что позволила ему уйти.
— Да. Он все еще любит ее и хочет вернуть.
— Даже после того, как она усадила его за решетку.
Мне начало казаться, что я нахожусь в сумасшедшем доме. Как Каис мог так околдовать моих родственников и друзей? Они же все знали. Чувствуя, что вот-вот сорвусь, я опустила Дюрана на пол перед телевизором и сказала:
— Папа, пригляди, пожалуйста, за ребенком, пока я выйду в ванную.
Я заглянула на кухню, убедилась в том, что Каис по-прежнему занят моей сестрой, улыбнулась своему любимому сыну и сказала ему:
— Мано пошла в ванную. Я сейчас вернусь.
Мое маленькое сокровище ответило мне улыбкой и помахало рукой:
— До свидания, Мано.
Я помедлила, любуясь своим прекрасным сыном и ощущая, что важнее его в моей жизни нет ничего. Затем поспешила в ванную, чтобы привести себя в порядок, раздумывая о том, как мне убедить родственников, что Каис совсем не тот, за кого себя выдает. Надо было как-то объяснить им, что они напрасно стараются заставить меня жить с потенциальным убийцей.
Я прижала руки к лицу, обдумывая свое положение и подбирая слова, которые могли бы убедить моих друзей и родственников прислушаться ко мне. Я столкнулась с традицией женоненавистничества, которая далеко уходила в глубь веков. Пуштунские женщины никогда не жаловались и никогда не разводились со своими мужьями.
И всем было наплевать, что Каис пытался убить меня. Никто не вспоминал о том, что он также угрожал убить папу и Дюрана. Я застонала от отчаяния, потрясенная безразличием тех, кто утверждал, что любит меня. Казалось, родственники предпочли бы видеть меня несчастной сексуальной рабыней своего мужа, чем разведенной и независимой.
Впервые в жизни я поняла, с чем боролась бабушка Майана, и заново почувствовала острую боль.
Мои родственники ошибались, и мне предстояло объяснить им их неправоту. Я отличалась от бабушки Майаны, подчинявшейся мужчинам. Меня звали Мариам Хаиль. И жила я уже не в Афганистане, а в Америке, где к правам женщин относились с должным уважением.
Я решу этот вопрос раз и навсегда. Я отделаюсь от Каиса. Я нарушу все правила приличия и раскрою все унизительные подробности его преступлений — от побоев до сексуального насилия.
Я вошла в гостиную, автоматически ища взглядом Дюрана, что делала постоянно, для того чтобы удостовериться в его безопасности. В гостиной его не было.
— Где Дюран? — спросила я.
— Его отец пошел с ним в торговый центр купить сок, — ответил папа.
Не говоря ни слова, я вылетела из квартиры и начала метаться от магазина к магазину. Продавцы знали Дюрана, но в тот день его никто не видел.
Я кинулась обратно в квартиру. Каис и Дюран не появлялись.
— Вызовите полицию! — закричала я. — Кто-нибудь, позвоните в полицию!
Родственники принялись хватать меня за руки, стараясь усадить и призывая успокоиться.
— Возьми себя в руки, Мариам. Они сейчас вернутся. Не волнуйся!
Но я вырвалась и сама бросилась к телефону. В гробовой тишине я выслушала, что полиция ничего не может с этим поделать. Суд позволил Каису навещать сына. И лишь в понедельник мы должны были получить новое постановление суда. Но до понедельника было еще три дня.
Я словно обезумела. Я рыдала, кричала, обвиняла отца и сестру в том, что они позволили похитить моего ребенка, что, несмотря на все мои предостережения, они вновь поверили Каису.
— Вы впустили его в дом! Вы отдали ему моего сына!
Я схватила сумку, ключи и выбежала из комнаты. Я мчалась в международный аэропорт Лос-Анджелеса, нарушая все ограничения скорости. Странно, что не разбилась, ибо слезы застилали мне глаза и я почти ничего не видела. Аллах был на моей стороне, так как я в целости и сохранности добралась до аэропорта. Я влетела в зал отправления и начала метаться от одной стойки к другой, умоляя мне помочь. Как только служащие узнали мою историю, все бросились проверять свои рейсы в поисках имени Каис.
Ничего.
Но я отказывалась уходить даже после того, как мне сообщили, что мой муж и сын не вылетали ни на одном рейсе, если только Каис не использовал вымышленное имя.
Я позвонила папе в надежде, что Каис опомнился и вернул Дюрана домой.
Ничего.
Я провела в аэропорту всю ночь, предположив, что Каис спрятался в ожидании какого-то конкретного рейса.
Но он так и не появился.
В шесть утра я снова позвонила папе. Но моего сына по-прежнему не было. Папа умолял меня вернуться, но я отказалась. Он сам приехал в аэропорт, чтобы уговорить меня. Я, рыдая, упала в его объятия и согласилась последовать за ним. Я вела машину и плакала.
