По наружному краю огонька начал формироваться темный круг, сначала коричневый, но вскоре ставший черным и блестящим.
Мышьяковое зеркало, в котором, если я могу судить об этом, скоро отразится убийца.
Но это еще не конец. Сначала надо капнуть несколько капель растворенного хлорноватисто-кислого натрия на новообразованное зеркало. Если сажистый остаток растворится и исчезнет, это мышьяк; если сохранится – это родственница мышьяка сурьма.
А потом, разумеется, надо повторить процедуру с чистой пробиркой и свежим тампоном. Это будет контрольный эксперимент, в результате которого не должно образоваться мышьяковое зеркало.
Я отступила из круга света, размышляя о своем открытии: о том, что оно значит для меня и для кое-кого другого. Как только я предам гласности то, что я знаю, женская академия мисс Бодикот уже не будет прежней.
И в этот самый момент из темноты за моей спиной донесся голос:
– Очень умно.
Глава 28
Я обернулась, глаза медленно адаптировались к темноте.
Из тени по направлению ко мне выступила фигура.
Фабиан.
– Очень умно, – повторила она, выходя на свет, и я заметила легкую усмешку на ее губах.
– И давно ты здесь? – спросила я, пытаясь добавить в голос каплю ярости.
– Дольше, чем ты, – ответила она, выуживая пачку сигарет из кармана и закуривая, а потом встряхивая волосами на манер французских актрис.
– Значит, ты меня ждала, – сказала я, но она не потрудилась ответить и лишь выдохнула в мою сторону струю дыма.
– Что натолкнуло тебя на мысль о пробе Марша? – поинтересовалась она. – Почему ты подумала о мышьяке?
Я пожала плечами и солгала:
– Просто догадка.
Мы могли простоять так всю ночь, перебрасываясь словами, пока одна из нас не решит воспользоваться более смертоносным оружием.
Я воспользовалась шансом и бросилась в бой.
– Но ты уже знала, что дело в мышьяке, не так ли?
– Разумеется. – Она улыбнулась и удовлетворенно выдохнула новую струю дыма. – Я была там, когда она его проглотила.
– Что?
– В тот вечер два года назад, на балу изящных искусств. Я там была.
Должно быть, я выглядела сущей дурочкой.
– Нас попросили прислуживать за столами: Джумбо, Дрюс, Форрестер и меня. А также кое-кого из преподавателей: мисс Фолторн, мисс Моут, миссис Баннерман, мисс Дюпон. Это традиция, – продолжала Фабиан. – Призвана демонстрировать демократические принципы – пусть только раз в году.
– Довольно смело со стороны мисс Моут участвовать в этом, – заметила я. – Для нее это наверняка было нелегко.
– Моут – отличная старушка, – ответила Фабиан, стряхивая пепел на пол. – Она больше лает, чем кусается.
Я кивнула, хоть и не была согласна. Я все еще пыталась понять, кто из нас на чьей стороне и что кроется за этой дуэлью в полной теней комнате? Кто из нас свет, а кто тьма?
– Ей нелегко пришлось, – продолжила Фабиан. – После того несчастного случая. Ее погубила лучшая подруга.
Погубила? Я чего-то не знаю.
Фабиан уловила мое замешательство.
– Машина слетела с дороги и угодила в канаву. Перевернулась. Моут пробила лобовое стекло и вылетела наружу. Сломала позвоночник, шею. Ее собирали практически по кусочкам.
Меня затошнило. Так вот в чем причина ее жуткого лягушачьего лица. Бедолага, должно быть, перенесла множество операций.
– Неземное зрелище, – рассказывала Фабиан, словно эхо, отражая мои мысли, – видеть, как она за учительским столом подает лобстера тому самому человеку, который ее покалечил.
Я моргнула.
– Франческе Рейнсмит, – добавила она. – Когда-то они были лучшими подругами.
В горле у меня внезапно пересохло, я не могла сглотнуть. Я подумала о тех давно мертвых химиках, которые случайно вдохнули смертельную дозу арсина и умерли в судорогах. Или я, быть может, выпила воды из отравленного стакана?
Но нет, если не считать шока от новостей о мисс Моут, прочие симптомы отсутствуют.
– Почему ты мне все это рассказываешь? – спросила я.
Мы все еще кружили друг вокруг друга, словно два петуха на ринге, и я уже решила, что не заговорю первой о сэндвичах с фазаном. Если она член Гнезда, пусть сама раскроется.
– Потому что ты должна знать, – ответила она. – Я уже некоторое время присматриваю за тобой.
Я пожала плечами. Что мне еще оставалось делать?
– Ты сказала, что была там, когда использовали мышьяк?
– Думаю, да, – подтвердила она. – Я сидела напротив Франчески, когда Моут принесла ей тарелку с лобстером.
– Из буфета?
– Не могу сказать. Я сидела к нему спиной. Довольно странно, я вспоминаю, как Моут приподнимает свою любимую чайную бабу с тарелки.
– Она принесла Франческе лобстера под своей чайной бабой?
– Глупо, не правда ли? Хотя я не задумывалась на эту тему. Однако припоминаю, что я думала, не угостил ли ее чем-нибудь эдаким наш возлюбленный председатель. Он устроил целое шоу из разрезания ее лобстера, отделил клешни, извлек мякоть – она взвизгнула и закрыла глаза при виде усиков. Ее затошнило от одного взгляда на них, так она сказала. Забавно, не правда ли?
«Странно» – вот какое слово больше подходит в этой ситуации, впрочем, огромная чайная баба мисс Моут перекрывает практически все.
Что приводит на ум множество новых версий.
– Кто же из них это сделал? Райерсон Рейнсмит или мисс Моут?
– Я не знаю, – вздохнула Фабиан. – Правда не знаю.
– Почему ты никому не сказала? – спросила я. – К примеру, полиции.
Фабиан бросила на меня отстраненный взгляд, потом ответила:
– У меня были свои причины.
Одну из них я могла назвать, не сходя с места, но сдержалась. Я решила перевести разговор в менее личное русло – по крайней мере, на какое-то время.
– Надо быть очень осторожным с отравлением морскими гадами, – сказала я. – Мидии, ракушки, гребешки и устрицы содержат органические формы мышьяка. А также крабы и лобстеры.
Я никогда не думала, что стану защищать Райерсона Рейнсмита, но мир – странная штука, и когда дело касается ядов, лучше соблюдать осторожность.
Повешенного не вернешь к жизни, и кроме того, терпеть не могу, когда из меня делают дурочку.
– Проба Марша не помогает различить формы мышьяка, – продолжила я. – Но поскольку на балу изящных искусств больше никто не отравился, думаю, мы можем предположить, по крайней мере в настоящий момент, что яд для Франчески Рейнсмит происходил не из природной токсичности лобстера.
