Часов в пять все-таки засыпала, а в шесть тридцать звенел будильник. Сначала умыть, одеть и накрасить себя, потом будить страдающего от недосыпа ребенка. Нет, Аня старалась укладывать дочь вовремя. В полдесятого, ну, максимум в десять. Но, как сама любила повторять:
– Не имеет значения, во сколько ты лег. Важно, во сколько встал.
Девушка была патологической совой, и дочь пошла в нее. Удивительно, как Аня умудрилась с такими биологическими часами несколько лет продержаться в школе. Спасало то, что пару раз в неделю (когда уроки начинались с третьего или с четвертого) дочку в школу отвозил муж. В эти дни она не то что не провожала домашних, глаз не открывала. Не могла! К концу недели казалась себе похожей на смерть. За выходные взбадривалась, а в понедельник снова начинала ждать пятницы или каникул. И за что же ей, спрашивается, доплачивать? За то, что интересно ведет уроки, или за то, что ученики ее любят, или за то, что репетирует с детьми сказку на английском языке (в учебное время, конечно, но ведь на английском). А в неучебное, кстати, попробуй порепетируй. Детей еще отловить надо: у кого теннис, у кого балет, у кого шахматы. В общем, в деньгах ее определенно урезали бы. Но до этого еще надо дожить. Точнее, дорасти в профессиональном смысле.
Аня спокойно дорабатывала учебный год. Рожать осенью, и предстоял долгий и плодотворный, в творческом плане, декрет. Она просто вела уроки и общалась с детьми, а коллеги занимались обязательным повышением квалификации, спущенным сверху приказом. Ей-то как раз повысить, наверное, не помешало бы. Она и педа не оканчивала, и приемов психологических многих не знает: все на практике, по наитию, да и вообще образование штука неплохая. Но вот повышать квалификацию тому, кто проработал больше тридцати лет… Конечно, всем полезно овладеть компьютером или, например, освоить интерактивную доску (прощай чистописание, аккуратность и развитие моторики тире мышления!), но, простите, что можно изучать в объеме ста сорока четырех учебных часов? Что такого нового откроют на этих драгоценных курсах? Аня и тихо, и громко радовалась, что это счастье для нее временно откладывается. Другие же чертыхались и занимались. По каким-то предметам курсы были (слава чиновникам от образования!) дистанционными. Кому-то приходилось каждую неделю ездить через всю Москву и сидеть в аудитории, размышляя, «что я здесь делаю и кому все это надо». Таким образом, занятия стали вторым пунктом обязательной жизненной программы, от выполнения которого девушку спасло так вовремя зародившееся особое положение.
Третьим, от которого, естественно, отстранили, стало участие в объединении школ, не нужном ни заведениям, ни ученикам, ни родителям. Хотя школам, как водится, выбора не оставили. Бюджетные деньги теперь распределялись не по статусу заведения, а по количеству учащихся. Получилось, что вместо двадцати человек в классе в хороших школах образовалось двадцать пять, а языковые группы выросли с восьми до тринадцати человек. Денег, возможно, и больше, а вот знаний существенно меньше. Аня радовалась, что пока не должна принимать в этом участия. Но это с одной стороны – с учительской. С родительской – избежать всего было невозможно. И если образование старшей дочери все-таки могло остаться на должном уровне, знания еще не рожденной младшей уже внушали существенные опасения.
Но ребенок все-таки появляется не для того, чтобы родители сразу решали проблему дальнейшего обучения, а для любви. Маленькую Танюшку обожали все: родители, бабушки-дедушки, старшая сестра и, кажется, даже соседи, которым та начала улыбаться лежа в коляске. Она была хорошим и спокойным ребенком: вовремя кушала, много спала и мало плакала.
– Повезло! – радовались домашние.
– Повезло, – завидовали знакомые.
– Повезло, – соглашалась Аня и думала, какое же счастье, что можно вот так просто радоваться своему везению, жить спокойной жизнью и существовать вдали от реформ, навязанных сверху.
Наивная. Ребенок, конечно, рожден для любви. Но еще и для того, чтобы стать гражданином, которого надо регистрировать, а потом получать кипу необходимых документов. Начали с ЗАГСа. Там обошлось малой кровью: муж приехал к обеду, но милая улыбка в сочетании с красивой купюрой сделали свое дело: Танюшку записали.
– А почему не заламинировал? – Аня повертела в руках свидетельство о рождении – тоненькую зеленую бумажку, которую легко и помять, и разорвать, и потерять.
– Теперь не делают.
– Почему?
– Сказали: «Не положено».
– Ясно. Ну, зарегистрировал, и ладно.
– Погоди, тут еще целый список дали.
– Какой список?
– Инстанций.
Девушка вчиталась в текст на узеньком прямоугольнике: прописка, гражданство, пособие, медицинская страховка, сертификат на материнский капитал.
– Андрюш, – вздохнула с тоской. – Нам ведь еще загранпаспорт делать, если летом лететь куда.
– Сделаем, – легко откликнулся муж.
Легкость объяснима. Множественное число в его фразе образное. Делать придется Ане. В общем, это естественно. У нее никаких претензий. Супруг занят, работает, вертится как белка в колесе. Еще и старшую теперь в школу возит, бедняга. Ну, не плестись же ему в самом деле в ОВИР (или как там теперь называются эти ФМС и другие заведения)? Плестись, конечно, ей. Только от этого не становится веселее.
За пропиской все-таки отправились вместе. Благо инстанция с плохо выговариваемым названием ЕИРЦ работала и по субботам. Муж катал коляску под окнами, Аня сидела в очереди, которая, кстати, прошла довольно быстро. Уже минут через сорок она смотрела, как женщина в окошке стучала по клавишам компьютера и отправляла на принтер какие-то документы. «Вот и славно. Сейчас штамп поставят, и дело сделано», – думала она, протягивая свидетельство о рождении.
– Это мне не надо. – Бумага вернулась к Ане вместе с другими, где значилось количество принадлежащих ей законных метров жилплощади и отсутствие долга за коммуналку. – Отнесете в паспортный стол, там штамп и поставят. Бегите, они до трех работают.
Аня выскочила на улицу:
– Спит?
– Сопит. Домой?
– Как бы не так.
Отправились в паспортный стол. Там милая девушка заполнила заявление, распечатала какую-то карточку и отправила заверять подпись к начальнику. Того в субботу, разумеется, на службе не было, но законные опасения не оправдались: подпись заверила секретарь. Она же шлепнула на листочки круглую печать и разрешила:
– Идите.
Аня почти обрадовалась: «Не так уж все и сложно». Снова протянула документы паспортистке:
– Вот. Готово.
Та просмотрела, дружелюбно кивнула:
– Отлично. В пятницу приходите за свидетельством. Только паспорт не забудьте и вот эту вот бумагу, – и отдала справку о том, что свидетельство номер такой-то изъято у гражданки такой-то для простановки штампа о прописке.
Аня опешила:
