Короткий, нервный звонок в дверь заставил Наташу выползти обратно в коридор. Светка уже вплыла в квартиру и начала с порога отчитывать впустившего ее Костика:
– Нет, ну что это за приветствие?! «Здраститетьсвет»! У тебя родной язык русский или абракадабрский? Воспитанные люди говорят: «Здравствуйте».
– А если я невоспитанный? – нахально хохотнул Костик, и во избежание катастрофы Наташа решила переключить внимание подруги на себя, громко обозначив свое присутствие:
– Привет, – постаралась, чтобы голос звучал громко и даже радостно.
Катастрофа, однако, оказалась неминуемой. Подруга, разодетая в пух и прах, изо всех сил тряхнула чем-то невообразимым сооруженным на голове и завопила что есть мочи:
– Ты что с собой сделала?!
– А что? – Наташа пожала плечами. – Ты о платье? Так это вода. Сейчас высохнет.
– К черту платье! Что с лицом?!
– С лицом? – Она осторожно ощупала лоб, щеки и подбородок. – Вроде на месте.
– Ага. А мозги, наверное, погулять пошли. Во всяком случае, другого объяснения я этому не нахожу, – Светка резко развернула Наташу к зеркалу. Та взглянула на отражение и расхохоталась. Услышав звонок в дверь, она автоматически сполоснула водой лицо, словно хотела освежиться, освободившись от терзавших ее ненужных мыслей. И теперь вместо симпатичного макияжа ее украшала дикая смесь красок, образовавшая огромные темные круги вокруг глаз и на щеках.
– Прикольненько, – объявил Костик, оторвавший ради интересного скандала задницу от шахмат.
Муж, тоже выглянувший из комнаты и сдержанно кивнувший Светке, молча рассмотрел и покачал головой, заметив: «Первый вариант мне нравился больше».
– Хотела бы я посмотреть на этот первый вариант! – снова завопила подруга.
– Сейчас покажу.
– Нет уж! Времени в обрез. Теперь сама тебя нарисую. И почему ты не надела шарф? О чем ты только думаешь?!
«Не о чем, а о ком. А зачем думаю, и сама не знаю. Все это как-то глупо. Сборы какие-то дурацкие, макияж, прическа. Кому все это надо? Мне? Мне и так хорошо. Ему? Да ему, скорее всего, на меня вообще наплевать. И в этом случае не имеет никакого значения, как я выгляжу. А если не наплевать? – Сердце начинало биться чаще. – Да, наверное, не наплевать. Нет, конечно, никаких чувств. Просто приятные воспоминания. А что можно вспомнить, глядя на платье, прическу и тонну косметики?
…
– Малыш, ну зачем ты реснички намазала?
– Поярче будут.
– Они у тебя и так ослепительные.
– И длиннее.
– Так ведь до бровей достают. А каблуки? Ну, кому нужны каблуки? Ты у меня такая масенькая, такая уютная.
– Какая же я масенькая, Вань? Метр семьдесят пять.
– Все равно. – Он прижимал ее к себе, она утыкалась носом в подмышку и действительно ощущала себя маленькой и легкой в объятиях почти двухметрового юноши.
…Теперь каблуки. И задница на три размера больше. И о какой, скажите, хрупкости и легкости может идти речь?»
– Слушай, – Наташа вывернулась из цепких рук подруги, – я, наверное, все-таки не пойду.
– Ты надо мной издеваешься? – Светка от неожиданности даже опустилась на кушетку. – Вов! Нет, ну ты глянь на эту ненормальную! Все нервы мне истрепала. Пойду – не пойду, детский сад какой-то!
Подруга была единственным человеком, позволяющим себе называть Наташиного мужа Вовой и упорно не замечающим его малоприветливого поведения. На сей раз, правда, тот отозвался и, выглянув в коридор, сказал вполне миролюбиво:
– Шли бы вы уже отсюда. Играть невозможно.
– Шахматисты хреновы. Проку никакого, – тут же ринулась в атаку Светка. Она привыкла брать быка за рога. – Если ты ее не образумишь, мы вообще никуда не пойдем, а будем сидеть тут, пить с вами чай и донимать бабскими разговорами.
Лицо мужа вытянулось и наполнилось таким откровенным ужасом, что супруга, не удержавшись, прыснула:
– Ладно, твоя взяла. Пойду, не отстанешь ведь.
– А то! Давай бигуди неси, будем из лягушонки царевну делать.
Наташа снова посмотрела в зеркало и вздохнула. «Лягушонка. Лягушонка и есть. Как ни накручивайся и не наряжайся, а двадцать лет не скинешь. И волосы не так блестят, и глаза не светятся, и фигура не сводит с ума, да и сердце не трепещет. Нет, бьется, конечно, от волнения, но уже не так быстро».
Через полчаса Светка оглядела свое творение и удовлетворенно кивнула:
– Ну вот, родная мать не узнает.
– А не мать? – усмехнулась Наташа, и подруга тут же ответила лукавым подмигиванием:
– Тем более.
«Лучше бы узнал. Хотя почему должен не узнать? Да, постарела. Да, изменилась. Но ведь не до неузнаваемости же. И почему, собственно, я так нервничаю? Он, поди, тоже не мальчик. Может, поседел, может, полысел. Да и животик вполне мог наесть. Ладно, скоро увидим. И будь, что будет».
Еще через пятнадцать минут, когда она снова надушилась и нацепила шарф, подруги, наконец, выкатились и заторопились к метро.
– Опаздываем! – свирепела Светка и включала пятую скорость.
– Сбавь обороты! – стонала Наташа. – Иначе вместо школы поведешь меня в травмопункт.
Та чуть замедляла ход, но говорила расстроенно:
– Там, наверное, все съедят.
– А ты что, из голодного края?
– Я, Наташка, учитель, причем незамужний. Левых доходов не имею и по таким мероприятиям каждый день не шастаю, так что шевели ластами и не порти праздник.
По поводу левых доходов Светка, конечно, душой кривила. Частные ученики никогда не переводились, а с вводом ЕГЭ услуги сильных русистов заметно подорожали. В общем, прибедняться и сильно жаловаться на жизнь не следовало. Она и не жаловалась, но ругалась, бурчала и практически бежала вприпрыжку до самой школы. У дверей резко затормозила.
– Чего ты? – Наташа с разгону влетела в Светкину спину.
– Притормози. Отдышаться надо. А то войдем как две гончие с языками на плечах.
Подруга порылась в сумочке и протянула ей маленькое зеркальце:
– Посмотрись.
– Зачем? – Она испуганно дотронулась до щеки, до прически. – Что-то не так?
– Нормально все, но удостовериться надо самой. Как можно чувствовать себя на все сто, если не имеешь представления о своем облике?
Наташа бросила послушный взгляд в зеркальце – для человека, только что совершившего марш-бросок, она выглядела совсем неплохо. Даже хорошо: глаза блестят, на щеках румянец, волосы немного растрепались, но смотрятся даже лучше, чем прежде, – естественнее. Можно шагать внутрь.
На скучной торжественной части Наташа сначала пыталась реагировать на ежеминутные вскрики подруги: «Ой, смотри, Рябинина! Ой, какая стала! Нет, ты помнишь? Ведь ни кожи, ни рожи. А теперь цаца. Гляди, Наташка, Звягинцев-то лысый! Ой, держите меня, Черепанова! Вернее, две Черепановых. Надо будет сказать, чтобы жрать перестала».
