Значит, платье все-таки неприличное. Интересно, что он подумал бы о костюме? Боже! А о халате-зайчике?! Какой ужас! Ну и впечатление она произвела! Хотя какая разница, что там Антон о ней подумал. Он – просто парикмахер. Детей с ним Дине не крестить. Ей вообще с ним ничего не надо делать. И что за грусть в мыслях? Откуда сожаление? Дина, да что с тобой происходит, в конце концов?! Давай, отыщи в недрах шкафа джинсы, которые не носила сто лет, накинь какой-нибудь свитер, чуть менее растянутый, чем остальные, и дуй в магазин. Иначе опоздаешь на субботник и упустишь этого потрясающего мужчину в очках, который предпочитает джаз классической музыке.
– Итак, что мы хотим? – спрашивает Антон в магазине.
– Что-нибудь в стиле джаз, – просит Дина.
Ни удивления, ни какого-либо вопроса. Через полчаса они выходят из торгового центра. На Дине укороченные брюки насыщенного свекольного цвета, открывающие лодыжки. Сверху надет джемпер из плотного трикотажа, а под ним, стыдно признаться, корректирующее белье. Его принесла продавщица в примерочную. Попросила надеть и пообещала, что все подойдет. Дина не сомневалась, сделано это было по указке Антона. Но очень тактично сделано, аккуратно. И поэтому белье село, прижилось, не смущало, а наоборот, радовало и восхищало. Ничего лишнего теперь не бросалось в глаза. Подчеркнуты только достоинства: хорошая грудь украшена красивым воротом и яркой брошью-цветком, бедра подхвачены стильным широким поясом. Все это великолепие дополнено ультрамариновым полупальто, такого же цвета беретом и модными спортивными ботинками на толстой подошве. В руках у Дины пакеты с еще несколькими комплектами одежды. Она и рада, и огорчена.
– Я потратила почти все накопления.
– А на что вы копили?
– Так, на черный день.
– Дина, у вас должны быть только белые дни. – Антон очень серьезен, и Дина охотно верит ему. Так и будет. Только так. Сейчас она побежит на субботник, очарует понравившегося мужчину, и дни станут один другого белее.
– Мне пора идти. – И почему голос звучит так обреченно? Радоваться же надо. Бегу к предмету своих грез.
– Да-да, конечно. – Антон выглядит немного растерянным. – Бабушка говорила, что у вас какое-то событие.
– Да так, и не событие вовсе. Субботник.
– Субботник?! И в этом вы собираетесь туда идти?
– А что? Ботиночки вполне подходящие.
Он хохочет, согнувшись пополам. Только и может выдавить из себя:
– Ну да, пожалуй.
Дина разворачивается и уходит. Надо торопиться. Возможно, красавчик в очках уже приехал. Но через несколько шагов она останавливается. Оборачивается. Антон теперь не смеется. Смотрит ей вслед странным тоскливым взглядом.
– А вы любите джаз? – кричит Дина.
– Не очень. Предпочитаю классику.
Дина улыбается и кивает. Она шагает к школе уверенной походкой. И никак не может понять, почему ей так легко, весело и совсем не волнительно перед встречей со своей судьбой.
Мила
Она с трудом выбралась из постели. Черт дернул дать Алке обещание. Конечно, никто не проверит. Можно сказать: «Ездила, посмотрела, не понравился». Но вот проклятый характер. Дала слово – держи. И откуда эта принципиальность? А как откуда? От отца. Всегда был работягой и человеком слова. Всегда говорил: «Жить, дочка, надо так, чтобы не стыдно было людя́м в глаза посмотреть». Вот и Мила теперь мучается. Не поедет – не сможет в глаза смотреть. Пусть даже и Алке, которая сама врет на голубом глазу и не краснеет. И не переживает даже. Да и потом, чего не поехать-то? А вдруг это судьба? И о чем тогда думать? О том, что проспала свою судьбу? Нет-нет, ерунда какая-то! Ну разве присланная карточка может стать судьбой? Это так, развлечение. А точнее, трата времени. Но придется его потратить, чтобы не испортить дружбу.
Мила поплелась умываться. Не успела выйти из ванной – телефонный звонок. Алка, кто же еще? Ни «доброе утро», ни «как спалось».
– Собираешься?
– Твоими молитвами.
– Ты давай, Милка, понаряднее чего-нибудь надень.
– Зачем? Я же только посмотреть еду, а не знакомиться.
– А если понравится, чего ж знакомство откладывать?
– Ал, как Юлька?
– Тридцать восемь и шесть, – объявила Алка так, будто хотела сообщить, что ее дочь заняла первое место на престижном конкурсе.
Мила чуть не ляпнула «Хорошо». Юлькина температура гарантировала: Алка не примчится сюда пересматривать гардероб подруги и не поедет вместе с ней на смотрины.
– Иди лечи ребенка.
– Надо же было ей так не вовремя заболеть!
И очень даже вовремя. Мила положила трубку, натянула первые попавшиеся джинсы и свитер, собрала волосы в обычный короткий хвостик. Эта каждодневная будничная укладка так надоедала, что по выходным она предпочитала не тратить время на прическу и макияж. Быстро выпила кофе, сжевала без аппетита бутерброд с сыром, накинула куртку и, переложив вещи из элегантной сумки в спортивный рюкзачок, вышла из дома. В машине она сообщила навигатору нужный адрес и тронулась в путь.
Минут через двадцать Мила прибыла к месту встречи с таинственным незнакомцем. Слева от машины тянулись бесконечные гаражи, справа – забор какой-то школы. Интересное кино! Он придет повозиться с машиной в гараж? Что-то Мила уже не уверена в том, что ей нужен мужчина, который проводит свой досуг, лежа под автомобилем. Или он в школу придет? А зачем? Хотя там за забором полно народу. И все что-то делают. Копают, что ли? Мила присмотрелась. Нет, листья сгребают, а вон те двое с ведром краски бордюры красят. Очень перспективное занятие в канун зимы. Интересно, и чем тут должен заниматься объект ее интереса? И как она вообще его узнает? Тут народ вон в телогрейках и толстовках, что-то никого в костюмах и галстуках не видать. Стоп! Очки же. Да, можно по ним поискать. Только не видно ничего из машины.
Мила выбралась из автомобиля и приблизилась к школе. Какое-то время наблюдала из-за забора, потом решилась войти. По двору ходили люди. В основном дети. Некоторые из них несли футляры с музыкальными инструментами. Флейты, гитары, саксофоны, скрипки. Шагающие с папками были пианистами. За окнами школы слышались звуки, не оставляющие сомнений – школа музыкальная.
Учитель музыки? Интересное кино. Хотя почему бы и нет? Будет о чем поговорить на досуге. Вернее, о чем послушать. Она-то в классике ни бэ ни мэ. Нет, ну может посмотреть балет, и даже с удовольствием. А к опере совершенно равнодушна. Ну не понимает ее, и все тут. Говорят, надо чувствовать. А что делать, если она, не разбирая слов, не умеет чувствовать. Наверное, в ней какой-то дефект. Отсутствие эмоциональности называется. Жигалкин оставил подарочек. Все ее эмоции унес с собой. И положительные, и отрицательные прихватил. И на этом спасибо. Значит, музыкант. Что ж, прекрасно. Научит ее разбираться в Бахах и Листах. А то она, как пещерный человек, нравится – не нравится, а о том, что к чему, – ни малейшего представления. И откуда ему взяться? В консерваторию родители не ходили, да и вообще были очень далеки от мира искусства. Мила, конечно, в студенчестве как-то пробел восполнила. Драмтеатры, музеи, галереи. Самообразование ей нравилось. К тому же хотелось дотянуться до умного, начитанного, интеллектуального Генки. А теперь опять не до театров. Формулы, отчеты, анализ, рынок, ценные бумаги, стратегические планы, бюджет компании. Бизнес, бизнес, бизнес и никакого искусства. Хотя тут можно поспорить. Умение грамотно вести дела – тоже своего рода творчество. Вот об этом она и станет говорить музыканту. А то как же! Он ей про Шопена со Штраусом, а она ему о конференции по бивалютной корзине. Обхохочешься, как интересно! Ну, и где его искать? Бегать по этажам? Нет, наверное, раз Алка дала только номер дома, значит, он должен быть во дворе. Строить, так сказать, руководить. Ой, а может, он директор школы? Так даже лучше. Все-таки это хоть немного хозяйственник, администратор, а не полностью творческая личность, витающая в облаках. Директор – тоже своего рода менеджер, а значит, Милин соратник. Да, хорошо бы он им оказался.
