– Хороша под тобой лошадка, – вдруг ни с того ни с сего брякнул мой старик.
– Да уж, – отвечал Колчерукий хвастливо, – еще не настолько мне задурили голову, чтобы я в лошадях перестал разбираться.
Я как услышал слова моего старика насчет этой лошадки, так сразу почувствовал, что у меня горло перехватило. Да что хорошего в ней, я спрашиваю?! Все крутит головой, все норовит куда-то в сторону зарысить, якобы от избытка сил и нетерпения. Да это же сплошное притворство и обман! Пусть она, как я, пройдет от Чегема до Мухуса, простоит там голодная всю ночь, а на следующий день вернется обратно. Вот тогда бы вы посмотрели, рысит она в сторону от нетерпения или шатается, как чучело под ветром!
Горько все-таки. Если ты ведешь себя как солидный мудрый мул и не беспокоишь хозяина дерганьем и кривляньем, так они считают, что в тебе лихости мало. Но ничего не поделаешь, так устроен этот мир – мудрость всегда обречена на неблагодарность окружающих.
– Ну, а как дела у вас в кумхозе, – спросил мой старик, – эвкалипты еще не сажают?
– Нет, – сказал Колчерукий, – что это еще за эвкалипты?
– Это такое заморское дерево, – ответил мой старик, – сейчас его всюду сажают, чтобы комаров отпугивать.
– А чего это комаров отпугивать, – удивился Колчерукий, – уж лучше пусть они мух отпугивают, а то совсем мою лошадь заели.
– Они так считают, что комары плодят малярию, – сказал мой старик, – хотя каждый знает, что малярию плодит гнилой туман. В низинных селах, где бывает гнилой туман, там и болеют малярией. А комаров и у нас в горах полно, а малярией никто не болеет. Такой простой вещи уразуметь не могут, а берутся перевернуть всю нашу жизнь.
– Это и ребенку ясно, – согласился Колчерукий, – нет, у нас эвкалипты не сажают. У нас с ума сошли на чае. Чай повсюду разводят.
– Чай? – удивился мой старик. – Наши отцы и деды отродясь чай не пили. Чай пьют русские Вот пускай они его и разводят себе.
– Говорят, у русских для чая земля не годится, – отвечал Колчерукий, – вот они и решили приспособить нашу землю для чая.
– А где же они его брали раньше? – спросил мой старик. – Ведь русские без чая и дня прожить не могут.
– А разве ты не знаешь? – ответил Колчерукий. – Они его у китайцев покупали.
– Так что ж, китайцы теперь перемерли, что ли? – спросил мой старик.
– Нет, китайцы не перемерли, – отвечал Колчерукий, – но это целая история. Но я тебе, так и быть, расскажу, потому что ты преданный нашему народу человек, хоть и сидишь верхом на муле.
Опять Колчерукий попытался меня задеть. Но мой старик ничуть не смутился.
– Еще бы, – сказал мой старик, – рассказывай, а мы, слушая тебя, глядишь, скоротаем дорогу.
– Так вот, – повторил Колчерукий, – китайцы не перемерли. Скорее весь мир перемрет, чем китайцы перемрут, до того они живучие. Но китайский царь передал нашему Большеусому, что больше не будет русских поить чаем, потому что они убили царя Николая вместе с женой и детьми.
– Что ж китайский царь, – удивился мой старик, – только опомнился? Русского царя в-о-н когда еще убили.
– Ты что ж, не знаешь шайтанскую хитрость Большеусого? Он же китайского царя все время обманывал. Он говорил ему, что русский царь вместе со своей семьей живет у него в Кремле и получает наркомовскую пенсию. То в Кремле живет, то на курорте. А больше нигде не живет.
Но тут вмешались англичане. Они сказали китайскому царю: «Ты что, не видишь, что Сталин тебя обманывает. Ты пошли в Россию доверенного человека, и, если русский царь жив, пусть они покажут ему».
И тогда китайский царь написал Большеусому, что он посылает к нему доверенного человека. И если этот человек увидит живого царя Николая, тогда он, китайский царь, снова будет посылать русским чай – пусть пьют, пока не лопнут.
«Хорошо, – отвечал Большеусый китайскому царю, – присылайте человека, хотя мне обидно, что вы мне не верите».
И вот приезжает доверенный китаец и его приводят в Кремль, где как будто рядом с домом Большеусого стоит дом царя Николая. И как будто Николай ему рассказывает, как прежняя власть управляла людьми, а Большеусый ему рассказывает, как теперешняя власть управляет людьми. И как будто они так сдружились между собой, что их дети целыми днями вместе играют и бегают внутри Кремля. И вроде бы они уже сами путают, где чей ребенок. Вроде дело до того дошло, что Большеусый, когда у него хорошее настроение, подзывает к себе своего ребенка, чтобы дать ему конфету. А тот оборачивается и оказывается сыном царя Николая. Но он все равно дает ему конфету.
«Да подойди ты, – говорит ему Большеусый, – не бойся, она не отравленная».
Вот до чего как будто бы они сроднились. Вводят, значит, этого китайца в кремлевский дом и показывают на какого-то человека, точка в точку похожего на царя Николая. А рядом с ним вроде сидят жена и дети.
Китаец долго на них смотрит, а они на него. А помощники Большеусого ждут, что скажет китаец.
«Ты царь Николай?» – спрашивает китаец у этого человека.
«Да, я царь Николай», – довольно бодро отвечает этот человек.
«А это твоя жена?» – спрашивает китаец, показывая на женщину.
«Да, – так же бодро отвечает этот человек, – она и есть моя жена».
«А это твои дети?» – спрашивает китаец и почему-то пристально оглядывает детей.
«Да, – уверенно отвечает этот человек, – это мои дети».
«Ты точно знаешь, что это твои дети?» – снова спрашивает китаец и снова пристально смотрит на детей.
«Что я, не знаю своих детей, что ли?» – вроде бы обижается этот человек, точка в точку похожий на царя Николая.
Тогда китаец, глядя на помощников Большеусого, говорит:
«То, что царь Николай за пятнадцать лет не постарел, вы можете объяснить тем, что Сталин ему устроил хорошую жизнь. Но чем вы объясните, что за пятнадцать лет дети царя не выросли?»
Тут помощники Большеусого растерялись, покраснели, побледнели, не знали, что сказать. Тут-то они докумекали, что второпях дали маху, забыли, что дети растут, но было уже поздно. Тык-мык, а сказать нечего.
«Сами удивляемся, – говорят они, – мы их кормим, поим, а они почему-то не растут».
«Выходит, царские дети, – говорит китаец, – при Советской власти не растут?»
«Выходит», – соглашаются помощники Большеусого.
«Выходит, они превратились в лилипутов?»
«Выходит», – подтверждают помощники Большеусого.
«Нет, – говорит китаец, – не выходит. Вы – плохие. Вы – мошенники. Вы убили царя Николая и его детей».
«Как же так, – возмущаются помощники Большеусого, – мы ничего не понимаем. Тогда объясни нам, кто этот человек и эти дети?»
«Это не царь, – говорит китаец, – это переодетый чекист. А это не царские дети, это дети чекистов».
