– Я могу представить себе, только как ты отслеживаешь мой телефон, чтобы узнать, куда я хожу, – огрызаюсь я, игнорируя его непреодолимую потребность что-то мне покупать.
– Нет, мы могли бы пользоваться видеочатом.
– Зачем?
Он удивленно смотрит на меня и качает головой:
– Только представь себе, что сможешь видеть меня каждый день на сияющем экране своего нового айфона.
В моей голове всплывают сцены секса по телефону и видеочату. Представляю себе, как бесстыдно перелистываю на экране фото, на которых Хардин ласкает себя. Да что это со мной?
Мои щеки горят, и я не могу отвести глаз от его коленей.
Хардин приподнимает пальцем мой подбородок и заставляет посмотреть ему в лицо.
– Да ты думаешь об этом… обо всех этих грязных штучках, которые мы могли бы делать через айфон.
– Нет, не думаю.
Пытаюсь сменить тему:
– Мой новый кабинет – просто прелесть… Вид открывается чудесный.
– Правда? – Хардин сразу мрачнеет.
– Да, а из буфета вид еще лучше. А кабинет Тревора…
Я замолкаю на полуслове, но слишком поздно. Хардин уже смотрит на меня и ждет, чтобы я договорила.
– Нет-нет. Продолжай.
– Из кабинета Тревора самый лучший вид, – договариваю я.
Мой голос звучит намного спокойнее и увереннее, чем я себя чувствую на самом деле.
– А как часто ты бываешь в этом кабинете, Тесса? – Хардин бросает на меня быстрый взгляд и снова концентрируется на дороге.
– Я бываю там дважды в неделю. Мы вместе обедаем.
– Вы что? – рычит Хардин.
Не надо было заговаривать с ним о Треворе до ужина. Или вообще не надо было говорить. Не стоило вообще упоминать его имени.
– Я обычно с ним обедаю, – признаюсь я.
К несчастью для меня, в этот момент мы останавливаемся на светофоре, и мне не остается ничего, кроме как встретиться с Хардином взглядом.
– Каждый день?
– Да…
– Для этого есть какая-то причина?
– Он единственный из моих знакомых, у кого обеденный перерыв в то же время, что и у меня. Кимберли так занята, что вообще не ходит на обед. – Я активно жестикулирую, чтобы придать убедительности своему объяснению.
– Так ты изменила время обеда?
Загорается зеленый, но Хардин нажимает на газ, лишь когда позади нас раздаются раздраженные сигналы.
– Я ничего не меняла. Тревор – просто мой коллега. Все, точка.
– Да уж, – выдыхает Хардин. – Я бы предпочел, чтобы ты не обедала с долбаным Тревором. Я терпеть его не могу.
Со смехом кладу свою руку поверх его.
– Ты становишься ужасно ревнивым. Это происходит только потому, что мне больше совершенно не с кем обедать, особенно учитывая то, что две другие девушки, которые обедают в то же время, всю неделю на меня злились.
Плавно перестраиваясь в соседнюю полосу, он искоса бросает на меня взгляд.
– Что ты имеешь в виду? Злились?
– Ну, не то чтобы злились. Не знаю, может, у меня просто паранойя.
– Что случилось? Расскажи мне, – настаивает он.
– Ничего особенного. Просто у меня такое чувство, что я почему-то им не нравлюсь. Я часто замечаю, что, глядя на меня, они смеются или перешептываются. Тревор говорит, они любят посплетничать. Клянусь, я слышала, они говорили о том, как я получила эту работу.
– Что же они говорили? – мрачно усмехается Хардин.
Костяшки его пальцев, сжимающих руль, побелели от напряжения.
– «Мы-то знаем, как она получила эту работу». Что-то вроде того.
– Ты сказала им что-то? Или Кристиану?
– Нет, я не хочу никаких проблем. Я работаю всего неделю, и мне не хотелось бы бежать и жаловаться кому-то, будто я школьница.
– К черту это все. Скажи этим дурам, чтоб отвалили. Или я сам расскажу обо всем Кристиану. Как их зовут? Может, я их знаю.
– Это все не так важно, – отвечаю я, пытаясь обезвредить бомбу, которую сама и зарядила. – В каждом офисе есть парочка таких злюк. Те, что в нашем, просто избрали целью меня. Не хочу раздувать из этого скандал. Я просто хочу влиться в коллектив и, может, даже завести друзей.
– Это вряд ли случится, если ты позволишь этим сучкам и дальше так себя вести, а сама целыми днями будешь тусоваться с Тревором.
Он облизывает губы и делает глубокий вдох.
Я тоже вздыхаю и смотрю на него, размышляя, стоит ли мне вступиться за Тревора.
Была не была.
– Тревор – единственный, кто пытается быть со мной приветливым, и я уже с ним знакома. Поэтому я с ним обедаю.
Я смотрю в окно на мой самый любимый в мире город и жду, когда взорвется бомба.
Но Хардин не отвечает, и я оборачиваюсь к нему. Он не отрывает взгляда от дороги.
– Я очень скучаю по Лэндону.
– И он по тебе скучает. Как и твой отец.
Я вздыхаю.
– Я очень хочу знать, как он там. Но если я задам хоть один вопрос, придется задать еще тридцать. Ты же меня знаешь.
Внутри меня просыпается волнение, и я изо всех сил стараюсь загнать его поглубже.
– Я знаю. И не стану на них отвечать.
– А как Карен? И твой отец? Разве это не печально, что я скучаю по ним больше, чем по своим родителям? – спрашиваю я.
– Нет, учитывая, кто твои родители. – Он морщит нос. – Отвечаю на твой вопрос: думаю, они в порядке. Я особенно не интересовался.
– Надеюсь, скоро я буду здесь как дома, – бездумно говорю я и снова утопаю в кожаном кресле.
– Тебе никогда не нравился Сиэтл, так какого черта ты здесь делаешь?
Хардин въезжает на парковку рядом с небольшим зданием. Массивный желтый знак на фасаде обещает замену масла за пятнадцать минут и вежливое обслуживание.
Не знаю, что ему ответить. Я боюсь делиться с ним своими страхами и опасениями относительно недавнего переезда. Не потому, что не доверяю. Я просто не хочу, чтобы он использовал их как аргументы, чтобы надавить на меня и заставить уехать из Сиэтла.
– Не то чтобы мне здесь не нравилось, просто я еще не привыкла. Прошла всего неделя, и мне трудно без привычных дел, без Лэндона, без тебя, – объясняю я.
– Я поставлю машину и приду к тебе. Встретимся внутри, – произносит Хардин, не ответив на мою реплику.
Кивнув, выбираюсь из машины и спешу скорее спрятаться от холода в маленьком магазине. В комнате ожидания пахнет жженой резиной и дрянным кофе. Я рассматриваю фото старомодного автомобиля, когда внезапно ощущаю, как рука Хардина ложится мне на поясницу.
