– Это хорошо или плохо? – спрашиваю я, поднимая ее подбородок так, чтобы ей пришлось смотреть мне в глаза.
– Да, это хорошо. Впервые мне кажется, что все получается. Я знаю, что это небольшой срок, и все же мы все делаем слаженно и правильно. Мы почти не ругаемся, и даже когда это происходит, мы можем договориться. Я горжусь нами.
Сказанное Тессой довольно забавно, учитывая, что мы постоянно о чем-то спорим. Но в конечном счете она права: мы можем все обсудить и договориться. Я рад, что мы договариваемся, и, как я вижу, Тесса тоже рада. Мы очень разные – слишком разные, – и жить в полном согласии на самом деле было бы довольно скучно. Я бы не смог жить без ее постоянных попыток меня исправить, постоянных упреков, когда я в очередной раз влипаю в неприятности. Она меня все время достает, но даже если бы я мог, я бы ни черта в ней не изменил. Кроме ее потребности жить в Сиэтле.
– Слаженно и правильно – переоцененные понятия, детка, – говорю я.
В доказательство хватаю ее за ляжки, поднимаю и целую, прижав спиной к стене прямо посередине одной из самых оживленных улиц Сиэтла.
Глава 120
Тесса
– Ну сколько еще? – ноет Хардин с пассажирского сиденья.
– Еще пять минут, мы только что проехали Коннерс.
Он просто не может не жаловаться. Хардин вел машину большую часть пути, пока наконец мне не удалось убедить его дать мне сесть за руль. У него слипались глаза, и я понимала, что ему надо отдохнуть. В конце концов он протянул руки, обнял меня, насколько позволяла моя поза за рулем, и тут же уснул.
– Лэндон все еще там, верно? Ты говорил с ним? – спрашиваю я.
Я очень взволнована и рада, что скоро увижу своего лучшего друга. Мы давно не виделись, и я скучаю по его мудрым советам и улыбке.
– Да, десять раз, – раздраженно отвечает Хардин.
Всю дорогу он был явно чем-то озабочен и теперь пытается скрыть это за раздражением, но я чувствую, что его тяготит что-то еще. И я не уверена, что хочу знать, что именно.
Въезжаю на парковку перед зданием, которое когда-то называла домом. Теперь я волнуюсь еще больше.
– Все будет хорошо, – успокаивает меня Хардин.
Мы выходим из машины и заходим в дом, поднимаемся на небольшом скрипучем лифте. Он кажется таким чужим, хотя прошло всего три недели. Хардин держит меня за руку, пока мы не подходим к двери. Он достает ключ и вставляет его в замок.
Как только мы заходим в квартиру, Лэндон вскакивает с места и спешит к нам с самой лучистой улыбкой, которую я видела у него за все семь месяцев знакомства. Он обнимает меня, и я остро осознаю, как скучала. По лицу текут слезы, и я пыхчу, уткнувшись носом ему в грудь.
– Дайте старику обнять дочь! – раздается голос моего отца откуда-то из глубины квартиры.
Лэндон отпускает меня.
– Минутку, – говорит Хардин и кивает на Лэндона.
Я снова бросаюсь к нему в объятия.
– Я так по тебе скучала, – говорю.
Его плечи расслабляются, и он выпускает меня из объятий. Подхожу к отцу и обнимаю его. Лэндон стоит поблизости, его улыбка лучится теплом и любовью. Судя по всему, отец знал, что я приеду. И кажется, на нем одежда Лэндона, которая ему немного узковата. Кроме того, он гладко выбрит.
– Вы только посмотрите, никакой бороды! – восклицаю я с улыбкой.
Отец заливается смехом и снова обнимает меня.
– Да, больше никакой бороды, – соглашается он.
– Добрались без проблем? – интересуется Лэндон.
– Дерьмово добрались, – бурчит Хардин в то же мгновение, когда я говорю «Без проблем».
Лэндон и отец смеются, Хардин, похоже, раздосадован, а я просто рада, что снова дома, рядом с лучшим другом и ближайшим родственником, с которым поддерживаю связь. Я вспоминаю, что мне следует позвонить матери, я уже и так это долго откладывала.
– Я отнесу твою сумку в спальню, – сообщает Хардин и выходит из комнаты.
Я наблюдаю за тем, как он направляется к спальне, которую мы когда-то делили. Вижу поникшие плечи и порываюсь пойти за ним, но остаюсь.
– Я так скучал по тебе, Тесса. Как тебе Сиэтл? – спрашивает отец.
В рубашке и брюках Лэндона и без бороды он выглядит непривычно. Теперь это совершенно другой человек. Однако мешки под глазами кажутся больше, а руки слегка дрожат.
– В Сиэтле хорошо, я все еще привыкаю и обживаюсь, – отвечаю я.
– Рад слышать, – улыбается отец.
Ко мне подходит Лэндон, и отец садится на диван.
– Такое чувство, что тебя не было несколько месяцев, – замечает Лэндон, глядя мне в глаза.
Он тоже выглядит усталым… может, из-за того, что живет здесь с моим отцом? Я не знаю, но мне хочется узнать.
– Я тоже так себя чувствую. Время в Сиэтле течет по-другому… Как у вас здесь дела? Мы ведь все это время почти не общались.
И это чистая правда. Я звонила Лэндону куда реже, чем следовало, а он, скорее всего, был занят учебой. Если три недели разлуки так тяготили меня, что будет, когда Лэндон наконец переедет в Нью-Йорк?
– Я знал, что ты занята. Все в порядке, – отвечает он.
Его взгляд на мгновение переходит на стену, и я вздыхаю. Почему я чувствую себя так, будто упускаю что-то очевидное?
– Ты уверен? – Я перевожу взгляд со своего лучшего друга на отца и обратно, пытаясь осмыслить усталый вид Лэндона.
– Да. Поговорим об этом позже, – говорит он. – А теперь расскажи мне про Сиэтл!
Его глаза вспыхивают радостью, радостью, которой мне так не хватало.
– Там довольно неплохо… – начинаю я и на мгновение замолкаю. Лэндон хмурится. – Правда, там неплохо. Гораздо лучше теперь, когда Хардин приезжает чаще.
– У вас самое странное понимание расставания, какое я только видел, – шутливо произносит он.
– Правда, так хорошо, когда Хардин в Сиэтле, – говорю я, хоть и соглашаюсь с Лэндоном.
– Я рад слышать, – говорит он и переводит взгляд на вошедшего в комнату Хардина.
– Здесь гораздо чище, чем раньше, – удивленно оглядываюсь я.
– Мы немного прибрались, пока Хардин был в Сиэтле, – объясняет отец.
Заливаюсь смехом, вспоминая бурчание Хардина о том, что отец и Лэндон трогали его вещи. Вспоминаю самый первый визит в эту квартиру. Мне сразу же полюбились ее старомодное очарование и длинные ряды книжных полок вдоль стен. Поначалу все было хорошо, и мы с Хардином жили счастливо. Затем последовали скандалы, бесконечная ругань, слезы, брань. Теперь я бы уже не назвала это место своим домом.
– В чем дело? – спрашивает Хардин, заметивший грусть на моем лице.
