Собака бежала за бригом по льду, однако на порядочном расстоянии. Всякий раз, как она отставала, слышался какой-то странный свист, как бы звавший Капитана.
В первый раз, услыхав свист, матросы переглянулись. Они были одни на палубе и тревожно переговаривались. Посторонних – ни души, а между тем свист повторялся несколько раз.
Первым встревожился Клифтон.
– Слышите? – сказал он. – Посмотрите-ка, как прыгает собака, заслышав свист.
– Просто не верится! – ответил Гриппер.
– Конечно! – крикнул Пэн. – Я дальше не пойду!
– Пэн прав, – заметил Брентон. – Это значило бы испытывать судьбу.
– Испытывать черта! – сказал Клифтон. – Пусть я потеряю все свои заработки, если я сделаю хоть шаг вперед.
– Нет, видно, нам не вернуться назад… – уныло промолвил Болтон.
Экипаж был вконец деморализован.
– Ни шагу вперед! – крикнул Уолстен. – Верно я говорю, ребята?
– Да, да! Ни шагу! – подхватили матросы.
– Ну, так пойдем к Шандону, – заявил Болтон. – Я поговорю с ним.
И матросы толпой двинулись на ют.
«Вперед» входил в это время в обширный бассейн, имевший в поперечнике около восьмисот футов, бассейн со всех сторон окружали льды. За исключением прохода, которым шел бриг, выхода не было.
Шандон понял, что по собственной вине попал в тиски льдов. Но что же оставалось делать? Как вернуться назад? Он сознавал всю тяжесть лежавшей на нем ответственности, и рука его судорожно сжимала подзорную трубу. Доктор, скрестив на груди руки, молча рассматривал ледяные стены в триста футов вышиной. Над бездной висел полог густого тумана.
Внезапно Болтон обратился к помощнику капитана.
– Мистер Шандон, – взволнованным голосом проговорил он, – дальше идти мы не можем!
– Что такое? – спросил Шандон, кровь бросилась в ему лицо.
– Я говорю, – продолжал Болтон, – что мы уже достаточно послужили капитану-невидимке, а потому решили дальше не идти.
– Решили?… – воскликнул Шандон. – И вы осмеливаетесь это говорить, Болтон? Берегитесь!
– Угрозы ни к чему не приведут, – буркнул Пэн. – Все равно дальше мы не пойдем!
Шандон шагнул было к возмутившимся матросам, но в этот момент к нему подошел Джонсон и сказал вполголоса:
– Нельзя терять ни минуты, если мы хотим выбраться отсюда. К каналу приближается айсберг. Он может закрыть единственный выход и запереть нас здесь, как в ловушке.
Шандон сразу понял всю опасность положения.
– Я рассчитаюсь с вами потом, голубчики, – крикнул он бунтарям, – а теперь – слушай мою команду!
Матросы бросились по местам. «Вперед» быстро переменил направление. Набросали полную топку угля, чтобы усилить давление пара и опередить плавучую гору. Бриг состязался с айсбергом: корабль мчался к югу, чтобы пройти по каналу, а ледяная гора неслась навстречу, угрожая закрыть проход.
– Прибавить пару! – кричал Шандон. – Полный ход! Слышите, Брентон?!
«Вперед» птицей несся среди льдин, дробя их форштевнем: корпус судна сотрясался от быстрого вращения винта, манометр показывал огромное давление паров, избыток которых со свистом вырывался из предохранительных клапанов.
– Нагрузить клапаны! – крикнул Шандон.
Механик повиновался, подвергая судно опасности взлететь на воздух.
Но отчаянные усилия остались бесплодными: айсберг, увлекаемый подводным течением, стремительно приближался к каналу. Бриг находился еще в трех кабельтовых от устья канала, как вдруг гора, точно клин, врезалась в свободный проход, плотно примкнула к своим соседям и закрыла единственный выход из канала.
– Мы погибли! – невольно вырвалось у Шандона.
– Погибли! – как эхо, повторили матросы.
– Спасайся кто может! – вопили одни.
– Спустить шлюпки! – говорили другие.
– В вахтер-люк! – орал Пэн. – Если уж суждено утонуть, то утонем в джине!
Матросы вышли из повиновения. Шандон чувствовал, что у него почва уходит из-под ног: он хотел командовать, но в нерешительности только бессвязно бормотал, словно лишившись дара слова. Доктор взволнованно шагал по палубе. Джонсон стоически молчал, скрестив руки на груди.
Вдруг раздался чей-то громовой, энергичный, повелительный голос:
– Все по местам! Право руля!
Джонсон вздрогнул и бессознательно начал вращать колесо штурвала.
И как раз вовремя: еще миг – и бриг, шедший полным ходом, разбился бы в щепы о ледяные стены своей тюрьмы.
Джонсон повиновался инстинктивно. Шандон, Клоубонни и весь экипаж, вплоть до кочегара Уоррена, оставившего топку, и негра Стронга, бросившего плиту, собрались на палубе и вдруг увидели, как из каюты капитана, ключ от которой находился только у него, вышел человек.
Это был матрос Гарри.
– Что, что такое, сударь! – воскликнул, бледнея, Шандон. – Гарри… это вы… По какому праву распоряжаетесь вы здесь?
– Дэк! – крикнул Гарри, и тут же раздался свист, так удивлявший экипаж.
Услыхав свою настоящую кличку, собака одним прыжком вскочила на рубку и спокойно улеглась у ног своего хозяина.
Экипаж молчал. Ключ, который мог находиться только у капитана, собака, присланная им и, так сказать, удостоверявшая его личность, повелительный тон, который сам говорил за себя, – все это произвело сильное впечатление на матросов и утвердило авторитет Гарри.
Впрочем, Гарри было не узнать: он сбрил густые бакенбарды, обрамлявшие лицо, и от этого оно приняло еще более энергичное, холодное и повелительное выражение. Он успел переодеться в каюте и явился перед экипажем во всеоружии капитанской власти.
И матросы, охваченные внезапным порывом, в один голос крикнули:
– Ура! Ура! Да здравствует капитан!
– Шандон, – сказал капитан своему помощнику, – соберите экипаж: я сделаю ему смотр.
Шандон повиновался, голос его звенел от волнения. Матросы выстроились, капитан стал подходить к помощникам и к матросам и каждому из них говорил несколько слов, давая оценку его поведению.
Окончив смотр, он поднялся на рубку и спокойно проговорил:
– Офицеры и матросы! Я такой же англичанин, как и вы! Я избрал своим девизом слова адмирала Нельсона: «Англия надеется, что каждый исполнит свой долг». Как англичанин, я не хочу, да и все мы не хотим, чтобы люди, более отважные, побывали там, где нас еще не было. Как англичанин, я не потерплю, – все мы не потерпим, – чтобы на долю других выпала честь достигнуть самой северной точки. Если ноге человека суждено ступить на полюс, то только ноге англичанина! Вот знамя нашей родины! Я снарядил этот бриг, пожертвовал на это свое состояние, я готов пожертвовать своей и вашей жизнью, лишь бы наше знамя развевалось на Северном полюсе! Верьте мне! Начиная с сегодняшнего дня, за каждый пройденный на север градус вы будете получать по тысяче фунтов. Мы находимся под семьдесят вторым градусом, а всех их – девяносто. Считайте. Впрочем, мое имя ручается за меня: оно означает «энергия и патриотизм». Я – капитан Гаттерас!
