– Благодарю вас, Джонсон, – сказал наконец Гаттерас, – вы сделали все, что могли, для спасения моего корабля. Но один в поле не воин. Еще раз благодарю вас! Забудем об этой катастрофе. Объединим наши усилия для общего спасения. Нас четверо, все мы связаны дружбой, жизнь одного стоит жизни другого. Пусть каждый выскажет свое мнение, как нам быть дальше.
– Охотно, капитан, – ответил доктор. – Все мы преданы вам и выскажемся по чистой совести. Но прежде всего есть ли у вас какой-нибудь определенный план?
– У меня не может быть никакого особого плана, – печально ответил Гаттерас. – Мои желания могут вам показаться небескорыстными. Я хотел бы прежде всего знать, что вы думаете.
– Капитан, – сказал Джонсон, – прежде чем высказаться при таких тяжелых обстоятельствах, я хотел бы задать вам один важный вопрос.
– Говорите, Джонсон!
– Вчера вы ходили определять место, где мы находимся. Дрейфует ли ледяное поле или остается на прежнем месте?
– Оно не тронулось с места и все так же стоит под восемьюдесятью градусами пятнадцатью минутами северной широты и девяноста семью градусами тридцатью пятью минутами западной долготы.
– На каком расстоянии, – продолжал Джонсон, – находимся мы от ближайшего моря на востоке?
– Приблизительно в шестистах милях, – ответил Гаттерас.
– И это море?..
– Пролив Смита.
– Тот самый, который мы не могли пройти в апреле месяце?
– Тот самый!
– Так, значит, капитан, наше положение выяснилось и мы с открытыми глазами можем принять какое-нибудь решение.
– Говорите, – сказал Гаттерас, опуская голову на руки.
В таком положении он мог слушать своих товарищей, не глядя на них.
– Итак, Бэлл, – сказал доктор, – что, по-вашему, нам лучше всего предпринять?
– Тут нечего долго думать, – ответил плотник. – Ясное дело, надо, не теряя ни одного дня, ни одного часа, двинуться на юг либо на запад и добраться до ближайшего берега… хотя бы нам пришлось идти два месяца.
– У нас осталось продуктов всего на три недели, – произнес капитан, не подымая головы.
– Значит, этот путь надо пройти в три недели, – сказал Джонсон, – в этом наше единственное спасение. Мы во что бы то ни стало должны добраться до берега в двадцать пять дней, хотя бы под конец пришлось ползти на четвереньках.
– Эта часть полярного континента еще не исследована, – возразил Гаттерас. – Мы можем встретить препятствия, горы, ледники, которые преградят нам путь.
– Почему бы нам не попытать счастья? – сказал доктор. – Что и говорить, путь будет тяжелый. Нам придется очень ограничить себя в еде, разве что поможет охота.
– У нас осталось всего полфунта пороху, – прервал его Гаттерас.
– Я понимаю, Гаттерас, – сказал доктор, – всю основательность ваших возражений и не льщу себя несбыточной надеждой. Но мне кажется, я угадываю ваши мысли. Есть ли у вас какой-нибудь план?
– Нет, – после минутного колебания отвечал капитан.
– Вам не приходится сомневаться в нашем мужестве, – продолжал доктор. – Вы знаете, что мы готовы куда угодно следовать за вами. Но мне кажется, сейчас нечего и думать о том, чтобы идти к полюсу. Измена разбила ваши планы. Вы могли бороться с естественными препятствиями, могли преодолеть их, но перед человеческой подлостью и коварством вы оказались бессильны. Вы сделали все, что было в ваших силах, и я не сомневаюсь, что, если бы не эта измена, вы добились бы успеха. Но не следует ли при теперешнем положении вещей отложить на время наше предприятие и вернуться в Англию с тем, чтобы потом его повторить?
– Что вы скажете, капитан? – спросил Джонсон упорно молчавшего Гаттераса.
Капитан приподнял голову и процедил сквозь зубы:
– И вы уверены, что доберетесь до берегов пролива? А где у вас силы и чем вы будете питаться?
– Далеко не уверен, – ответил доктор, – но ведь берег-то сам не придет к нам, его надо поискать. Быть может, на юге мы встретим эскимосов, с которыми нетрудно будет войти в сношения.
– Наконец, – сказал Джонсон, – разве нельзя встретить в проливе какое-нибудь судно, стоящее на зимовке?
– В крайнем случае, – ответил доктор, – перебравшись по льду через пролив, мы можем дойти до западных берегов Гренландии, а оттуда, пройдя землей Прадхо или через мыс Йорка, добраться до датских поселений. Уж здесь-то, на ледяных полях, мы решительно ничего не встретим. Гаттерас! Дорога в Англию ведет на юг, а не на север!
– Да, – сказал Бэлл, – доктор совершенно прав. Надо отправляться, и как можно скорей. До сих пор мы слишком мало думали о родине и о своих родных.
– Вы тоже так думаете, Джонсон? – снова спросил Гаттерас.
– Да, капитан!
– А вы, доктор?
– И я тоже, Гаттерас!
Гаттерас замолчал, но лицо его невольно отражало волновавшие его чувства. От решения, которое он примет, зависело все его будущее. Возвратись он в Англию – и его отважные замыслы погибнут навеки, нечего будет и думать о том, чтобы повторить такую экспедицию.
Видя, что Гаттерас молчит, доктор сказал:
– Считаю нужным добавить, капитан, что нам нельзя терять ни минуты. Надо нагрузить сани съестными припасами и захватить как можно больше дров. Конечно, переход в шестьсот миль будет нам очень тяжел и покажется бесконечным, но тут нет ничего невозможного. Мы должны будем проходить по двадцать миль в день, следовательно, через месяц, то есть двадцать шестого марта, в случае удачи, сможем добраться до желанного берега…
– Нельзя ли подождать еще несколько дней? – сказал Гаттерас.
– На что же вы еще надеетесь? – спросил Джонсон.
– Не знаю… Кто может предвидеть будущее? Еще несколько дней! Впрочем, всем нам необходимо окрепнуть. Вы не сделаете и двух переходов, как уже свалитесь от слабости, у вас даже не хватит сил построить ледяной домик.
– Но здесь нас ждет мучительная смерть! – воскликнул Бэлл.
– Друзья мои, – с мольбой в голосе сказал Гаттерас, – еще рано отчаиваться! Если бы я предложил вам искать спасения на севере, вы отказались бы идти за мной! А между тем вполне возможно, что у полюса так же, как и в проливе Смита, живут эскимосы. Свободное море, существование которого не подлежит сомнению, должно омывать берега материков. Природа логична во всех своих проявлениях. Поэтому можно допустить, что растительность вступает в свои права там, где прекращаются сильные холода. На севере нас ждет обетованная земля, а вы хотите от нее бежать!
Увлекаясь своими словами, Гаттерас все больше воодушевлялся. Его возбужденное воображение рисовало волшебные картины страны, самое существование которой еще было под сомнением.
– Еще один день, еще один час! – умолял он.
