Но вот они хорошо живут, и невестка скоро должна родить. А в это самое время гнилоглазый все вынюхал и через своего человека передал Бадре:
– Или ты со мной поговоришь о Хаджарате, или я с твоим сыном поговорю о кровосмесительстве!
И Бадра испугался. Но все же он был честным. Предупредил отца.
– Опозорю себя и вас, – сказал он отцу, – не устою перед четырехглазым. Если сын что узнает – застрелится. Заранее говорю – ради сына на все пойду, все, что знаю, скажу четырехглазому. Что-нибудь придумайте, пока не поздно!
И тогда в ту же ночь отец принял решение. В ту же ночь, никому ничего не говоря, мы снялись со своего места и переехали в Чегем. Тогда Чегем был чистым, как этот луг под водопадом.
В те времена крестьянский дом не был захламлен добром, как сейчас. Телевизоры, шифоньеры, диваны, чума, холера, – кто тогда знал? Домашнюю утварь – на лошадей, впереди скот и тронулись с места. Вот так с тех пор мы и живем в Чегеме.
И судейский тогда Бадру оставил. Через его боль он хотел разговорить моего отца, а когда отец исчез, ему и Бадра стал не нужен.
Время идет, а Хаджарата никак не могут взять. Но я уже говорил, как трудно человеку одному. И вот Хаджарат, забыв свои обиды, сдружился с одним абреком. Вместе спят, вместе едят, вместе уходят от погони. У этого абрека брат был арестован и сослан в Сибирь. Он тоже был абрек.
Однажды они, я говорю о Хаджарате и этом абреке, высоко в горах наткнулись на человеческое жилье. Оказывается, там жил пожилой абхаз со своей дочкой-перестарком. Он выкорчевал лес, посеял кукурузу, держал пчел. Знал я его имя – забыл, будь оно проклято!
Хаджарату приглянулось это место. Вокруг ни души, чащобы – не прорубиться, ущелья – не переползти. Старик этот пятнадцать лет там прожил, и ни один человек не знал, где он живет. Он иногда спускался вниз, но к нему никто никогда не подымался…
Почти прямо над грохочущим водопадом из-за хребта вывалился вертолет, на мгновенье грохотом мотора перекрыл шум водопада, и, бешено вращая огромными, неряшливыми лопастями, как бы проваливаясь и выбираясь из воздушных ям, пропилил над альпийскими лугами и завалился за северный хребет.
Старый Хасан взглянул ему вслед привычными спокойными глазами и сказал:
– Это чудище сверху все видит. В прошлом году в самом дремучем урочище под Псху он нашел последних новоафонских монахов. Человек в лесу без огня не может. Огонь не может без дыма. Через дым нашли. Сняли всех вертолетом, привезли в город и отпустили. Власть, как и мы, пастухи, не любит, чтобы от нее скрывались: пасись на глазах!
Но тогда вертолетов не было, тогда можно было спрятаться. И вот стал Хаджарат со своим другом туда наведываться. Домой нельзя. Перебраться через Кавказ и жить среди других народов наши тогда не могли. Сейчас везде живут. Тогда не могли.
Если бы он знал, что будет революция и власть перевернется вверх ногами, может быть, переждал бы где-нибудь на Кубани. Но он не знал. Сейчас некоторые делают вид, что он – революция-конституция – все знал. Как и все мы, он знал – икзикуция. А революция-конституция – не знал. Он был простой и решил жениться на дочери этого старика.
– Так и так, – говорит Хаджарат старику, – имя мое ты знаешь, как и вся Абхазия. Хочу жениться на твоей дочке. Буду раз в неделю приходить, мыться, переодеваться, отдыхать. Деньги у меня есть, добро у меня есть, если убьют, все вам останется. И по хозяйству буду помогать, пока жив. Что ты мне скажешь на это?
Испугался старик, а что может сказать такому человеку?
– Спроси у нее, – говорит, – если она хочет, пусть выходит.
Спросил. Она опустила голову.
– Если я такому человеку приглянулась, – говорит, – согласна.
И вот Хаджарат стал ее мужем. Но, конечно, ни свадьбы, ни гостей. Только этот его друг знает о женитьбе. И вот, значит, они живут. И бедный Хаджарат привязался к ней. Все же женщина, все же очаг. И она, как бывает весной, когда старый кол изгороди вдруг выбрызгивает листья, помолодела, порозовела.
А судейский в это время сидит в Мухусе и рассылает своих шпионов по разным деревням. И он наконец донюхался, с каким абреком сейчас дружит Хаджарат. У этого абрека была жена, и он иногда тайком приходил к себе домой. И вот однажды приезжает к ней гнилоглазый и уговаривает помочь встретиться с ее мужем.
– Если твой муж подсобит мне в одном дельце, – говорит ей, – я его верну тебе.
И жена обрадовалась. Надоело жить без мужа. Устроила встречу, и судейский сказал абреку:
– Твой брат в Сибири. Сибирь большая – человек может не найти дорогу назад. Возьми Хаджарата живого или мертвого. И брат твой вернется домой, и дело твое я закрою.
Крепко задумался абрек да недолго думал.
– Живым он никому не дастся.
– Тогда убей.
– Я не могу, – ответил абрек, – попробуйте через такого-то.
И он открыл судейскому про старика и его дом в горах. Судейский об этом ничего не знал.
– Что за старик? – обрадовался судейский. – Откуда он родом? Кто его родственники? Почему живет вдали от людей?
И этот абрек все рассказал, что знал о старике. Когда люди в горах в одиночестве сидят перед костром, они много такого рассказывают, чего не расскажут в низине.
Оказывается, пятнадцать лет назад в селе, где жил старик, постоем стояли казаки. Икзикуция! И вот однажды старик вышел со своей дочкой в лес собирать дикие груши, чтобы варить водку. Он натрусил одно дерево, и дочка стала собирать груши, а сам он отошел подальше искать другое дерево. Слышит, дочка кричит. Прибежал и видит: пьяный казак навалился на его дочку, чтобы поглумиться над ее девичеством. Старик убил его топором и отволок в колючки. А казаки стоят в селе – пьют, гуляют. Икзикуция! И старик испугался. У него была только жена и дочка. Родственниками был хиловат. Пока казаки не нашли труп своего товарища, собрался в одну ночь и переехал в горы. Горы он хорошо знал. Потом жена его умерла, и он остался там с дочкой.
– Хорошо, – сказал судейский, – я найду старика. Но ты не говори, что встречался со мной. Все, что я обещал твоей жене, сделаю.
Так они расстались, и судейский наконец вышел на старика. Старик, конечно, не тур, все время не сидел в горах. Иногда и пониже спускался, к людям. Там и встретились.
– Я все про тебя знаю, – сказал судейский, – ты родом из такого-то села. Ты родственниками хиловат. Ты живешь с дочкой в горах. И почему живешь, знаю. И знаю, что ты приютил у себя в доме двух абреков. Один из них государственный преступник Хаджарат Кяхьба. Мы его ищем уже много лет. Казаки вот-вот окружат твой дом. Хаджарат, как ты сам знаешь, живым никому в руки не дастся. Значит, казаки в перестрелке убьют вас и дом ваш сожгут. У тебя только один выход – убей Хаджарата!
Ты понял, какой шайтан этот судейский? Все сказал, но не сказал, что дочка старика – жена Хаджарата. Почему? Боялся, что старик постыдится предать зятя.
