– И тут ружье еще какое-то. Ржавое…
Что он там нашел? Скорей всего, наткнулся на останки какого-нибудь солдата времен второй войны. Это не редкость на перевалах. Оползень, или таяние ледников, или подмытая водой порода вполне может обнажить то, что десятилетиями оставалось скрытым от людских глаз. Но если он обнаружил ржавое ружье, значит, там могли быть и ржавые гранаты.
– Ничего не трогай! – выпрямился я. – Сейчас подойду.
Я с кряхтеньем поднялся, потер спину и шагнул за камень. Эдик стоял над небольшой ложбинкой, засыпанной галькой, и смотрел себе под ноги. Прямо перед ним я увидел полузасыпанную ржавую винтовку и истлевшие кости пальцев, державших ее за деревянное темно-коричневое ложе.
– Вот, – кивнул Эдик. – Что это?
Я огляделся. За моей спиной открывался прекрасный обзор на тропу, по которой мы поднимались. Отличная позиция для обороны перевала.
– Это окоп советского солдата. И остатки трехлинейки. Видишь, он еще камней по сторонам привалил? Скорей всего, по этой тропе войска отступали в Грузию.
– А как…
– Не знаю. Скорей всего, его накрыло миной и засыпало.
Эдик сглотнул и отвернулся.
– Пойдем отсюда.
– Почему? Его надо похоронить по-человечески. Он же солдат.
– Мне все равно, кто он. Я мертвых не люблю.
– Кто же мертвых любит, дурачок… – я присел на корточки и потянул за ствол. Мягкая порода поддалась, и я стал медленно вытягивать мокрый остов винтовки. Пальцы на ложе шевельнулись, но остались на месте. Солдат не хотел отдавать свое оружие. Я вздохнул.
– Хорошо, боец. Я не буду забирать у тебя винтовку. Ты имеешь на это право.
Эдик расширенными глазами посмотрел на меня.
– Что уставился? Его надо похоронить. Сейчас раскидаем окоп и освободим кости. Посмотрим, может, медальон у него с собой был.
Эдик затряс головой, словно на него напали слепни.
– Я не могу!
– Сможешь! А если это твой прадед здесь лежит? Так и бросим его?
Я засучил рукава и принялся разгребать щебенку. Эдик шумно вздохнул, что-то пробормотал, покачал головой и присоединился ко мне.
Мы закончили нашу работу через час. Медальона при солдате не оказалось. Только рассыпанные ржавые патроны и почерневшая ложка. Остатки одежды и костей мы сложили обратно в окоп, аккуратно завалив его камнями. Эдик отлучился только один раз, наскоро облегчив свой желудок за камнем. Даже для меня перебирать человеческие кости оказалось непростой задачей, а для молодого пацана это было совершенным шоком. Но Эдик вернулся, бледный, и трясущимися руками продолжил копаться в каменистом грунте.
На вершину невысокой каменной пирамиды я поставил ржавый ствол и прижал его осколком породы. Потом вымыл руки в ручье, вытер лицо и поднялся. Эдик молча стоял рядом.
– Ну, что ж, боец, – негромко сказал я. – Полежи пока здесь. Я запомнил, где твой окоп, позже ребята перенесут тебя к своим. Ты с честью служил Советскому Союзу.
Я вытащил пистолет, извлек обойму, направил оружие вверх, затем трижды щелкнул курком. Эдик вдруг выпрямился и неумело прижал правую ладонь к своей фирменной черной бейсболке.
– Сними, – буркнул я. – Ты в чем честь отдаешь?
Он растерянно снял с головы кепку с желтыми буквами «FBI».
– На, мою надень, – я протянул ему свою истертую, уже немного засаленную по краям камуфляжную кепку.
– В ней можно. И бойцу не стыдно будет.
Эдик покрутил кепку в руках, хотел что-то сказать, но передумал.
– Пальцы вместе. Не растопыривай. Ладонь ровней держи. Вот так…
Эдик довольно сносно отдал последнюю воинскую почесть неизвестному солдату, и уже через десять минут мы продолжили подъем.
* * *
А к вечеру мы расположились на краю густого кустарника, который покрывал всю восточную часть обратного склона водораздела. Если хорошенько присмотреться в бинокль, то уже можно было в паре километров внизу разглядеть деревья, стоявшие на берегах реки. А там уже начинаются все блага цивилизации. Мобильная связь, например… и моя работа на сына миллионера закончится.
Я курил и смотрел, как Эдик готовит место для привала. Он вынес спальники на продуваемую ветерком полянку, нарубил ножом ветки, чтобы не спать на твердом грунте, умело сложил костер и принес сухие дрова. При этом он не порезался, не споткнулся, ничего не перепутал и зажег костер с первой спички.
Я открыл рюкзак и на ощупь нашел пару банок. Потом моя рука наткнулась на противно шуршащий в пальцах пластиковый пакет с твердыми круглыми предметами внутри. Я ощупал его, но не мог вспомнить, что же в нем находится. Пришлось вытаскивать пакет наружу, чтобы удовлетворить свое любопытство.
– Смотри, Эдик. Яблоки.
– Да ладно, гонишь?!
Эдик оторвался от костра и приподнялся.
– Яблоки?!
– Избавь меня от своего жаргона миллионеров. Да, это яблоки. Неплохой десерт, да?
– Ух, ты…
Эдик не протянул руки и не попросил, а только смотрел изголодавшимися глазами на пакет с оторванной ручкой. Я проглотил слюну. После недели на концентрате яблоки смело могли считаться изысканным деликатесом.
– Иди, помой. Только аккуратней, здесь ручка оторвалась.
Эдик осторожно принял пакет, словно молодой папаша взял в руки первый раз свое новорожденное дитя. Потом с котелком отправился к ручейку, возле которого мы остановились. Я посмотрел ему вслед.
Парень заметно изменился, условия потребовали от него умения выживать, и он сумел к ним приспособиться. Но я не питал никаких иллюзий. Как только Эдик окажется в месте, в котором он сможет вложить свою кредитную карту в банковский автомат, то все его приобретенные навыки моментально испарятся, потому что станут ему не нужны. Ему не надо будет заботиться о пище и своей безопасности. Пока это делаю я, и он, осознавая, что мне совершенно наплевать на его деньги, зависит от меня, чтобы выбраться из угрожающей ситуации. Если бы я назначил цену за свои услуги, то наши отношения были бы, как между слугой и хозяином. Но я уже поклялся не брать с него ни копейки. Я знал, что мы расстанемся, даже не оглянувшись на прощанье, но совершенно не расстраивался по этому поводу. Что делать, всегда приходится платить за независимость, хоть косвенно, а иногда и буквально. Ничего страшного, проживем как-нибудь.
* * *
Эдик подошел к ручью и оглянулся. От его ног вниз уходила долина, с обеих сторон стиснутая пологими отрогами. Было тепло, даже несколько жарковато, но в этой духоте непостижимым образом чувствовалось приближение прохладной ночи. Мягкие тени уже притаились у восточной стены, но они еще были слишком прозрачны для настоящего вечернего сумрака. Вокруг стояла настоящая первозданная тишина, нарушаемая только легким журчанием ручья. Эдику даже показалось, что он слышит, как от ветра недалеко шевелятся ветки кустарника. Он в который раз залюбовался безмолвной красотой места, нетронутого человеком. Тысячелетние скалы, над которыми властно только время, измеряемое в веках, как в секундах, равнодушно смотрели на маленького человечка, копошащегося у их подножий по своим маленьким, мизерным надобностям. Набрать воды, чтобы выжить, например…Эдик помотал головой и присел к ручью. Он умылся свежей, пахнущей снегом водой, и это ощущение свежести навело его на мысль о том, как хорошо было бы искупаться. Эдик вдруг вспомнил, как он прыгал в горную реку, чтобы навести переправу. Вода была холодная? Или не очень? Он не помнил. Зато он хорошо запомнил безжалостные глаза Юрича и его убежденность в том, что Эдик выполнит приказ. Как же он ненавидел этого отставного мента… Эдик опустил руку в прозрачную, бегущую воду и усмехнулся. Он почесал грудь под потной футболкой и решил искупаться на самом деле. Но вода едва покрывала ступни, и Эдик решил поискать более подходящее место. По опыту он уже знал, что горные ручьи могут вымывать на склонах глубокие промоины, в которые можно зайти по пояс. Эдик нашел взглядом солнце и прикинул время до его захода. Еще около часа. Ерунда, он успеет и искупаться, и набрать воды.
