– Я не считаю, что игра стоит свеч, Тиккирей. – Стась
покачал головой. – Бич – это не живое существо. Это механизм.
– Не совсем, – упрямо сказал я.
Стась вздохнул, потер лоб.
– Пусть не совсем. Пусть это смесь механики, электроники и
живой ткани… не важно. Как ты думаешь, Тиккирей, разумно ли рисковать жизнью
для спасения… ну, пусть любимой собаки?
– Неразумно.
– Тогда зачем ты соглашаешься отправиться на Новый Кувейт?
Лион вздрогнул и уставился на меня.
– Честно? – спросил я. – Чтобы Лион мог туда попасть.
– А Лиону это зачем?
– Там же мои родители! – вскинулся Лион. – А как это? Можно
попасть на Новый Кувейт? Он ведь в карантине, нет?
Стась замолчал. Потом заговорил, тщательно подбирая слова:
– Лион, я понимаю твою тревогу и тоску по родителям. Но
поверь мне, что на захваченных Инеем планетах не происходит каких-либо массовых
арестов, уничтожения населения, репрессий…
– Тогда чего же нам бояться? – вопросом ответил Лион.
А я сказал:
– Стась, ну представь, что тебе тринадцать лет. И твои
родители где-то на другой планете… а ты можешь туда попасть…
«Дунай» неторопливо кружил по улицам, автоматика вела его по
самому незагруженному маршруту. За лобовым стеклом проплывали какие-то
сверкающие здания, роскошные офисы, эстакады путепроводов – и лицо Стася на их
фоне было непривычно мягким.
– У большинства фагов вообще нет родителей, Тиккирей. Но у
меня был отец. Он исчез в ходе выполнения миссии на… на одной маленькой планете.
Мне тогда было одиннадцать лет, но даже тогда я мог похитить корабль и
попытаться его спасти. Но я реально понимал, что шансов у меня нет. И остался
на Авалоне продолжать обучение.
Он помолчал немного и добавил:
– Ты можешь сказать, что я его не любил. Нет, это будет
неправдой.
– Я верю, Стась. – У меня вдруг перехватило горло. – Но ты
же сам говорил… что наша цивилизация слишком уж разумная и логичная, что это
плохо. Вот мои родители… они как раз все сделали правильно и логично. По-иному
никак нельзя было. Но я теперь их никогда не увижу… их нет больше. Совсем нет.
И если сейчас все сделать логично, то Лион тоже своих родителей не увидит. А
может быть, начнется война и он будет стрелять в своего братишку…
– Я не буду! – сказал Лион.
– А он – будет! – выкрикнул я и отвернулся к окну.
Стась заговорил не сразу:
– Тикки, я понимаю тебя. Знаешь, я ведь совсем не против,
чтобы Лион вернулся к родителям. И это хорошо, если ты сумеешь помочь нам на
Новом Кувейте…
Он замолчал.
– Так что тогда? – спросил я, не поворачивая головы.
– Не знаю. Что-то не нравится, – коротко ответил Стась.
Он нажал какую-то кнопку, стекло, к которому я прижимался
носом, уползло вниз. Встречный ветер был холодным, сухим и пах городом.
– Заставлю-ка я эту колымагу разогнаться как следует, –
сказал Стась. – Не продует?
– Нет, – сказал я.
И ветер ударил мне в лицо.
Стась высадил нас у дома, но заходить не стал. Пожал руки и
укатил в своей нелепой, совсем не геройской машине. Мы с Лионом стояли у
подъезда, идти в квартиру совсем не хотелось.
– Давай сходим к Роси, – сказал я.
– Что? – спросил Лион, и я понял: мыслями он далеко-далеко
отсюда. С мамой, папой, братиком и сестренкой. Я на это и надеялся. Этот сон, в
котором он прожил взрослую жизнь, будет его долго мучить. А вот если он снова
окажется в своей семье – сразу развеется, как дурной морок.
– Мне надо поговорить с Роси, – сказал я.
– Зачем? – Лион поморщился. – Не трогай ты его, он просто
трусливый сопляк.
– Не собираюсь я его трогать. Мне надо поговорить.
Лион недоверчиво посмотрел на меня, пожал плечами. Застегнул
куртку, которую снимал в машине.
– Ну пошли…
Автобуса мы ждать не стали. Пошли по Радужной в сторону
центра. Лион засунул руки в карманы и чего-то насвистывал. Доктор Гольц очень
талантливая, если она смогла так быстро Лиону помочь – он стал совсем
нормальный.
Радужная – улица «спальная», тут стоят только жилые дома и
немного маленьких магазинов – если кто-то забыл после работы заехать в
супермаркет. Я бы не удивился, если бы мне сказали, что на всей улице сейчас
всего два человека – мы с Лионом. Но вскоре навстречу прокатил старичок в
инвалидной коляске, хмуро покачавший головой при взгляде на нас. Наверное,
считал, что детям положено быть в школе или заниматься чем-то полезным, а не
шастать по улице. Я вспомнил отважного старика Семецкого и загрустил.
На Авалоне меня поначалу удивили дома. У нас, на Карьере,
дома большие, а стены в них тонкие, как оконное стекло. На Новом Кувейте, где
почти везде тепло, домики тоже легкие, но маленькие, на одну семью. А здесь –
здоровенные многоквартирные здания с толстыми стенами из бетона или кирпича.
Красиво, конечно, как в фильме про старину, но странно. Сейчас-то я уже привык.
Мне даже кажется, что так и должно быть – толстые стены, крепкие двери и окна с
двумя стеклами.
А еще удивительная вещь – дворы. На Карьере дома стоят
рядами, впритык друг к другу, а для игр и отдыха сделаны специальные площадки.
Под куполами не так уж и много места. На Новом Кувейте, наоборот, пространство
между домами очень большое. На Авалоне что-то среднее, и у каждого дома
получается свой уголок – засаженный деревьями, с какими-то горками и каруселями
для малышей, беседками, бассейнами – не для купания, а для красоты. Мы прошли
через один двор, чтобы сократить расстояние, и вышли на аллею, засаженную
каштанами. Жалко, что сейчас зима. Жалко, что весной я уже буду на Новом Кувейте
и не увижу, как они цветут…
Очень обидно.
– Давай купим чего-нибудь попить? – спросил Лион, когда мы
проходили мимо крошечного магазинчика.
– Давай.
Он ждал чего-то.
– А… – сообразил я и выгреб из кармана мелочь. – Держи.
Дальше мы шли, попивая из банок горячий кофе. Мимо
развлекательного центра, с обычным кинотеатром, виртуалками, аквапарком и
спортивными залами… я был там один раз, мне понравилось.
– Здесь не хуже, чем на Новом Кувейте, – сказал Лион. И сам
же поправился: – Чего это я, тут даже лучше… Тиккирей, ты только из-за меня
хочешь туда отправиться?
– Нет.
