– Где? Как? – водя рукой во все стороны, спросила Наташка. –
Ой, точно… Как вы его отключили?
– А это уже наше дело, – отрезал я. – Лучше скажи, как сюда
забралась?
Стены здания, как я помнил, были ровные, никаких барельефов,
разноцветная плитка пригнана ровненько-ровненько. Даже альпинист без снаряжения
не залезет.
Вместо ответа Наташа встала с кровати, подошла к стене,
легонько подпрыгнула, шлепнула рукой по обоям. И повисла на одной руке.
– Анизотропный клей? – воскликнул Лион. – Я знаю, я видел в
кино!
Наташка повела ладонь вверх по стене – та легко отклеилась,
и Наташка полетела вниз.
– Да, анизотропный клей, – сказала она разочарованно. Видно,
рассчитывала, что мы разинем рты от удивления. – Знаете, как руки устали
подтягиваться?
– Круто, – восхищенно сказал Лион, и Наташа немного
приободрилась. – А как ты нас нашла? И вообще… что случилось?
– Ребята, у вас поесть что-нибудь найдется? – вместо ответа
спросила Наташа. – У меня с утра во рту крошки не было.
– У меня есть, – признался я.
Конечно, это не очень-то культурно, уносить с ужина еду. Но
я взял один сандвич с ветчиной и один пирожок с капустой – просто так, на
всякий случай, если вдруг мы с Лионом слишком засидимся и проголодаемся.
Пока я доставал еду, Наташа вручила Лиону тонкую нить,
свешивающуюся за окно. К ее концу, оказывается, был привязан узелок с одеждой.
– Вытягивай, – велела она. – Я пойду руки вымою с мылом,
щелочь разлагает клей… где у вас ванная?
– Сейчас, я свет включу, – сказал я и потянулся к бра над
койкой.
– Не надо! – попросила Наташа. Но было поздно, я уже включил
лампу.
Вот это да! Наташка и впрямь оказалась в тонком обтягивающем
трико, с закрывающим голову капюшоном, но в трико вовсе не из обычной черной
ткани, как я вначале подумал. Какую-то долю секунды казалось, что свет
исчезает, не доходя до нее, – силуэт Наташки будто дрожал, размазывался в
воздухе. А потом она стала просвечивать, сквозь нее проступила стена, лишь лицо
плавало в воздухе.
Я протянул руку – и уткнулся ей в невидимый живот.
– Дурак, – сказала Наташка.
– Это как ты? – спросил Лион.
– Это хамелеонка. Старая-престарая штука, их уже никакая
спецслужба не использует. Зато ничего не излучает и очень легкая.
– Откуда у тебя такое снаряжение? – удивился я. – Ты с собой
все взяла?
– Ребята, дайте умыться, – попросила Наташа. – А то я за
бутерброд взяться боюсь, прилипнет.
– Угу, а потом в животе приклеится, – съехидничал Лион. –
Иди мойся.
Он принялся вытягивать из-за окна нить, проворно наворачивая
ее на локоть, а Наташка скрылась в ванной.
– Не нравится мне это, – сказал я, когда зашумела вода.
– Наташа не нравится? – Лион хитро прищурился.
– Мне не нравится, что она пришла. Мы же не договаривались,
значит, что-то случилось.
Лион кивнул. Домотал нить, вытянул узелок, отнес к ванной,
постучал, когда Наташа приоткрыла дверь, просунул сквозь узкую щель.
– Вдруг у старика Семецкого есть связь с Авалоном? –
предположил он. – Тогда мы сможем сообщить все, о чем догадались.
Наташа умывалась недолго. Вышла уже одетая по-нормальному –
в юбку до колен и блузку. В узелке, наверное, был спрятан костюм-хамелеон.
– Поешь, – сказал я. Пока она ела, мы с Лионом ни о чем не
спрашивали, хотя нам и было очень тревожно. Уже второй час ночи, завтра встанем
невыспавшиеся…
И вдруг я понял, что вставать нам не придется. Что-то и
впрямь случилось. Что-то такое, отчего весь наш план тихонечко жить на Новом
Кувейте и собирать информацию для фагов летит в тартарары.
– Наташа, нас не случайно сюда направили, да? – спросил я.
Наташа кивнула, дожевывая бутерброд. Непринужденно облизнула
пальцы. А ведь вряд ли позволила бы себе такое до того, как попала в
партизанский отряд. Если у нее дедушка – авалонский миллионер… всякие там
правила хорошего тона, этикет, десять вилок на столе…
– Нас рассекретили? – продолжал я допытываться.
– Не совсем. – Наташа покачала головой. – Пока не совсем…
больше у вас ничего нет? Ребята, тут такое дело… когда я вас высадила, то
проплыла чуть дальше, там есть такое место…
Она махнула рукой, будто решила говорить начистоту.
– Там, на реке, есть старая пристань. Ею почти никто не
пользуется. Смотритель пристани – наш друг, участник Сопротивления. Я с самого
начала собиралась у него передохнуть, а потом отправиться обратно. Все было в
порядке, меня никто не заметил. Я даже не простыла, он меня сразу в баню
отправил греться. Я два часа парилась!
– А еще ты поспала и покушала, – невинным голосом сказал
Лион. – Ты дело говори!
Наташа фыркнула:
– Спешишь куда-то? Спешить вам уже некуда. Так вот, у
смотрителя есть хорошее подключение к сети, к полицейской линии. Оно почти
законное, смотритель пристани является неофициальным помощником полиции… Я когда
отдохнула, стала просматривать сообщения, их сейчас совсем немного,
преступлений ведь почти не стало. И увидела донесение о том, что двое
подростков, исчезнувших два месяца назад, объявились вновь с дурацкой легендой:
мол, заблудились в лесу.
– Так и было написано – «с дурацкой»? – спросил я.
– «Не выдерживающей критики», – уточнила Наташа. – Я решила,
что все, вас поймали. И тут прочитала ответное распоряжение – никаких действий
не предпринимать. Первое сообщение было от полицейского наблюдателя в кемпинге.
А вот ответное – от министерства культуры поведения.
Про «министерство культуры поведения» я знал. Нам
рассказывали, что так называется контрразведка Инея.
– Если бы вас арестовала полиция, – спокойно рассуждала
Наташа, – то все было бы просто. Либо вас допросят и отпустят, либо арестуют. А
вот контрразведка – совсем другое. Это значит, что за вами будут следить и
возьмут «в разработку».
– Тогда зачем ты сюда пришла? – воскликнул я. – Наташа, если
все так серьезно – то за нами по полной программе следят! Может, здесь такие
датчики, что мы их выявить не можем! И все, что ты говоришь, сейчас слушают!
– Может быть, – согласилась Наташа. – Но не обязательно.
Когда агента серьезно берут в разработку, то первые день-два особо не докучают.
Чтобы он проверил свое жилище, ничего не нашел, успокоился и расслабился. Это
потом вам в комнату поставят жучки, в одежду – микрофоны и пеленгаторы, спутник
нацелят…
