Нередко можно было увидеть, как неутомимый Мони что-то быстро делал, затем вдруг бросал свое занятие – все равно какое, убегал куда-нибудь неподалеку и, забившись в укромный уголок, заваливался поспать, после чего вскакивал и со свежими силами принимался за работу.
Что-то в поведении По-По и его домочадцев заставило меня прийти к выводу, что он был столпом церкви, хотя на основании виденного мною на Таити я с трудом мог примирить такое предположение с его открытым, сердечным, непринужденным поведением. Но я не ошибся: По-По, как выяснилось, исполнял обязанности кого-то вроде церковного старосты. Он считался также богатым человеком и был близким родственником верховного вождя.
Перед тем как лечь спать, семейство уселось на пол, и, стоя посреди, По-По прочел вслух главу из таитянской Библии. Затем, опустившись вместе со всеми на колени, он прочитал молитву. По ее окончании все молча разошлись.
Такие общие молитвы происходили регулярно каждый вечер и каждое утро. В этой семье трапеза также неизменно начиналась и заканчивалась молитвой.
После того как я убедился в почти полном отсутствии всякого подобия истинного благочестия на этих островах, то, что я увидел в доме нашего хозяина, меня очень удивило. Но По-По был подлинным христианином – единственным, не считая Арфрети, какого я лично знал среди всех туземцев Полинезии.
Глава 61
Нас уложили спать с комфортом.
В ногах брачного ложа По-По под прямым углом к нему стояло меньшее, сделанное из дерева коа. Поверх упругой сетки из тонкой прочной веревки, сплетенной из волокон шелухи кокосового ореха, лежала тонкая циновка; подушкой служила куча сухого папоротника, а простыней – кусок белой таппы. Эта постель предназначалась мне. Для доктора приготовили ложе в другом углу.
Лу спала одна на маленьком диване; около нее горел светильник. Ее брат покачивался наверху на матросской подвесной койке. Две газели шалили на циновке поблизости; старым родственницам Мони уступил соломенный матрац в тесном закутке, а сам храпел лежа у открытой двери. После того как все улеглись, По-По поставил светящуюся дыню посреди комнаты.
Мы все проспали до утра.
Когда я проснулся, яркие лучи солнца проникали сквозь щели в бамбуковой стене, но никто не шевелился. Полюбовавшись изящной позой, принятой во сне одной из спящих, я затем перенес свое внимание на жилище, очень показательный для высокого общественного положения нашего хозяина.
Дом был построен в простом, но изысканном туземном стиле. Он представлял собой правильный овал футов пятидесяти, с низкими, сплетенными из бамбука стенами и покрытой пальмовыми листьями крышей. Конек отстоял футов на двадцать от земли. Фундамента не было; земляной пол был устлан папоротником; такой ковер очень хорош, если его часто меняют, в противном случае он становится пыльным и служит прибежищем для паразитов, как это бывает в хижинах более бедных туземцев.
Кроме кроватей здесь было три или четыре матросских сундука, в которых хранилась одежда всей семьи – плотные полотняные рубахи По-По, ситцевые платья его жены и детей, а также бусы, ленты, зеркала, ножи, дешевые литографии, связки ключей, черепки посуды и металлические пуговицы. Один из этих сундуков служил Арфрети картонкой для шляп; в нем лежало несколько туземных головных уборов, все одного и фасона, но отделанные лентами разных цветов. Ничем так не гордилась наша милая хозяйка, как этими шляпами и платьями. По воскресеньям она выходила из дому раз десять, и каждый раз, точно королева, в другом наряде.
По-По по каким-то соображениям установил такой порядок, что нас кормили до того, как еда подавалась остальным членам семьи; доктор, прекрасно разбиравшийся в таких делах, утверждал, будто мы питались значительно лучше, чем они. Во всяком случае, если бы гости путешествовали с набитыми кошельками, чемоданами и рекомендательными письмами к королеве, он ухаживал бы за ними не более старательно.
На следующий день после нашего прибытия старый слуга Мони подал на обед поросенка, запеченного в земле. Издавая приятный аромат, поросенок лежал на деревянной доске, окруженный печеными плодами хлебного дерева. Затем принесли большие тыквенные сосуды с пои-пои и пудингом из индийской репы, а брат Лу, преодолев лень, сбросил для нас несколько кокосовых орехов с дерева.
Когда все было готово, доктор под взглядами домочадцев набожно сложил руки над свиньей и призвал благословение Божье. Все были очень довольны.
По-По подошел к доктору и ласково заговорил с ним, а Арфрети, глядя на него почти с материнской любовью, в восхищении воскликнула:
– Ах! миконари тата маитаи! (Какой набожный молодой человек!)
Сразу после обеда хозяйка принесла мне охапку травы (из такой матросы делают каркас для своих шапок) и, протянув иголку с ниткой, предложила взяться за дело и смастерить себе шляпу, в которой я очень нуждался. Опытный в такой работе, я закончил в тот же день и плетение, и шитье. Арфрети словно в вознаграждение за прилежание своими руками украсила тулью пламенной яркой лентой. Благодаря двум длинным концам ее, по матросской моде свисавшим сзади, за мной сохранился восточный титул, присвоенный доктором.
Глава 62
На следующее утро, тщательно нарядившись, мы надели шляпы и отправились прогуляться. Не собираясь раскрывать свои намерения относительно королевского двора, мы предприняли прогулку главным образом для того, чтобы разузнать, могут ли рассчитывать белые люди на получение какой-нибудь должности во дворце. Правда, мы расспрашивали об этом По-По, но его ответы совершенно не обнадеживали, а потому мы решили сами собрать нужные сведения.
Но прежде надо в общих чертах описать деревню.
В поселке Партувай – всего каких-нибудь восемьдесят хижин, разбросанных тут и там среди огромной рощи, где деревья частично вырублены, а подлесок уничтожен. Через рощу течет река; там, где ее пересекает главная улица, переброшен качающийся мост из стволов кокосовых пальм, уложенных один возле другого. Широкая извилистая улица прячется в густой тени; для утренней прогулки это чудеснейшее место. Среди деревьев с обеих сторон виднеются дома, поставленные без малейшего сообразования с дорогой; одни, когда вы проходите мимо, смотрят вам прямо в лицо, другие поворачиваются спиной. Иногда попадается деревянная хижина, обнесенная бамбуковым частоколом; либо дом с единственной застекленной массивной рамой в стене или с грубой дверью на болтающихся деревянных петлях. В общем, жилища построены в самобытном туземном стиле, и как бы жалки и грязны ни были некоторые из них внутри, снаружи все довольно живописны.
Островитяне весело здоровались с нами и приглашали к себе; так мы нанесли много коротких утренних визитов. Но, видимо, в столь ранний час в Партувае не было принято ходить в гости, так как женщин мы постоянно заставали полураздетыми. Впрочем, они принимали нас очень ласково и с особой любезностью относились к доктору, осыпали его нежностями и вешались ему на шею, восхищенные ярким платком, которым она была повязана, – утром его подарила благочестивому человеку добрейшая Арфрети. За несколькими исключениями, вид туземцев в Партувае был значительно лучше, чем у жителей Папеэте; это можно объяснить лишь более редким общением с иностранцами.
