– И, правда, фе. Ладно, куда ж вас денешь…
– Никуда! Потому что мы коты, которые бродим сами по себе! От мамы привет!
Осчастливленный ребенок показал язык и быстро, пока изгой не передумал, юркнул к выходу. Кот шмыгнул вперед, и оба скрылись на лестничной площадке, оставив удивленного Игоря в обнимку с охапкой ромашек.
Посмотрев на цветы, Миронов улыбнулся. Вот мелочь, вот хитрюга! Провела как по нотам: сначала пристыдила, потом задобрила.
Бывший законник поднялся и кинул букет на стол, распахнул окно. Внизу как раз показалась Аленка и Персик, направились к скрытой кронами каштанов пятиэтажке напротив. Котяра важно и неторопливо вышагивал, внимательно осматриваясь вокруг, Аленка держалась рядом, то и дело ерошила густую шерсть, трогала пальцами толстый ошейник-коммуникатор…
Своим видом они вызывали странное ощущение диссонанса. С одной стороны будто пришли из сказки, лучшего мира, созданного лишь для них: светлые, ослепительно юные, сильные и гибкие. А с другой Игорь знал, что мелкая безнадежно слепа. Не от рождения, а из-за несчастного случая: неудачно упала. Однако сейчас шла свободно, осмысленно и уверенно. И вообще казалось, что на разбитой, поросшей травой дороге не двое, а один – настолько синхронно, гибко и плавно они двигались.
Уникум, феномен – так сказали бы ученые мужи Пангеи. Прямое нейронное соединение трудно выдерживать и взрослым. А тут ребенок, да в придачу исток. Но секрет крылся в особой настройке коммов. Отчасти помогало и то, что связь установлена с животным. У зверей нет воображения, нет фантазии, они живут в одном мире. Соответственно меньше «мусора» в сигнале, меньше нагрузка на мозг реципиента. Ну а донор держался за счет модифицированной ЦНС.
Кот-поводырь – отличное решение. Особенно когда нет денег на операции и специальные курсы лечения. Но имелась и оборотная сторона медали. Местные Аленку побаивались, а отдельные весьма одаренные личности украдкой шипели: «Ведьма!» Или ворчали, насколько неестественно, по их мнению, делить сознание с «бессловесной скотиной».
Изгой такими предубеждениями не страдал. И возможно потому автоматически попал в список друзей удивительной парочки.
Гости давно скрылись в зарослях, а Миронов все стоял, и с тем же немым удивлением, которое испытал, оказавшись тут впервые, смотрел на синеющее к вечеру небо, старые дома и случайных людей.
Солнце скатывалось к верхушкам пятиэтажек, озаряло мир косыми и тонкими как иглы лучами. Кроны каштанов и ясеней казались охваченными огнем, редкие застекленные рамы ярко сверкали. Пахло травой, дымом, цветами, в небе носились ласточки и стайки воробьев, жужжали пчелы. До темноты далеко, но тени густели в окнах пустых квартир, а дядя Ваня, сосед по подъезду, начал разводить огонь в большой ржавой бочке. Позже подтянутся окрестные мужики, охотники принесут что-то из дичи. Будут разговоры, песни, истории.
Игорь посмотрел на утопающие в зелени ветхие дома: с растрескавшимися, но аккуратно подмазанными раствором панелями стен. На поросшее деревьями и травой пространство, что давным-давно, когда город назывался Екатеринбургом, было широким проспектом. Ни гула автомобилей, ни стрекота дронов, ни навязчивого бормотания рекламных баннеров…
У дальнего здания, в котором угадывался автовокзал, судачит группа женщин с ведрами, собравшись вокруг водяной скважины. Одеты в легкие платья и туники, вышедшие из моды совсем недавно – и не отличить издалека от жительниц Пангеи.
Разве что возраст… вот молоденькие, лет шестнадцати, а вон компания тридцателеток, чуть дальше – и вовсе пожилые, с лицами, что иссушены солнцем и испещрены морщинами.
На лавочках у подъездов пары ближайших домов притаились «фашисты». Так дядя Ваня прозвал старушек: в ветхих застиранных платьицах, в платках и с обязательными клюками. Сидят тихо, ловко лузгают семечки. Но это до тех пор, пока мимо не пройдет случайный паренек или девушка. И тогда раздается змеиное шипение, творятся крестные знамения, на весь свет звучит вечное: «Мы в их время» и «Совсем стыд потеряли».
Из дому вышел Васька-программист. Должно быть, побрел к Сталкеру за запчастями, но неосторожно двинул через главную тропинку вместо обходной. И сразу попал под обстрел, одна из «милых» бабушек заголосила:
– Ты чего ночью песни горланишь? С дружками, небось, пьянствуешь?
Другая поддержала:
– И мусор под стенами бросаешь, я видела!
Третья обличила внешний вид Васьки – мол, так бандиты одеваются. И побрился бы, да и мыться надо чаще, чем раз в полгода.
Несчастный опешил, пытался отвечать, оправдывался, а потом отмахнулся и кинулся прочь, втянув голову в плечи. Вслед долго «свистели снаряды», бабульки всласть перемывали кости.
А вот среди густых зарослей шныряет детвора: от пяти до двенадцати. Смеются и перекликаются, кто-то строит «Логово Дикаря» из сухих палок и кусков растрескавшегося пластика, другие бьют из рогаток по неосторожным голубям и воронам.
Мужчин пока немного. Большинство либо на заработках в Пангее, либо охотятся, либо возделывают многочисленные поля и огороды, раскиданные то тут, то там среди остовов домов, выпасают коз и коров. Некоторые ремесленничают, малая часть, кому пришла очередь, патрулирует границы жилого сектора.
Удивительно. Невероятно.
Особенно после мира, где живут одни лишь вечно юные люди, где детей по большей части выращивают в специальных питомниках-интернатах, а встреча с человеком среднего возраста – редкость несусветная.
Вот таков он, Мертвый город… наполнен жизнью. Город, где практически нет Сети, где читают книги, слушают музыку, поют, смотрят древние фильмы, изучают современные науки, самостоятельно рожают и воспитывают отпрысков. Город, где асфальт исчез под слоем дерна, проспекты и площади превратились в рощицы, поля и огороды. Где поддерживают чистоту и порядок, используют канализацию, добывают воду из скважин, а электричество – посредством компактных генераторов.
А ведь полтора месяца назад с подачи оголтелых СМИ он представлял его как мрачные руины, населенные полуголыми дикарями-истоками с дубинами в руках. Встретить умных и образованных людей? Да ну что вы! Здесь каменный век, мамонты и людоеды…
Хотя, честно говоря, тут хватало и развалин, и мест, куда ходить строго не рекомендовалось. Где ветхие дома покачивались под дуновением ветра и грозили рухнуть на заваленную обломками землю, торчала ржавая арматура, а длинные лианы опутывали стены. Где мхи и травы коварно скрывали глубокие ямы и колодцы, где прятались хищные животные и хищные люди, бродили сумасшедшие роботы… Все это называлось Диким.
В обитаемых же кварталах существовал свой особый уклад, странное смешение порядка и анархии, свободы и жесткой необходимости, прошлого и будущего. Люди жили так, будто Войны и не случилось. Здесь рождались, старились и умирали, ходили в школы, болели, работали, сражались и молились. И считали, что это нормально и естественно. Нормально, когда у тебя есть мать и отец, братья и сестры, нормально жить не дольше отведенного срока.
