В морг поехали я и Серега Балашов с нашего участка – родственников Тамары искали… У нее вроде сын был, но куда она его отправила и к кому? Да еще из близких – или сестра, или тетка. Милиция разводила руками. С одной стороны – женщина замерзла, с другой – лужа крови. Но ее не убили, никаких следов насилия, кражи. Деньги в кошельке, кольцо и цепочка – ничего не украдено.
Было по-прежнему очень холодно. Мне кажется, я даже соображать не могла. Ноги чужие, голова чужая, пальцы вообще не двигаются. Как в полубреду. Я не могла отогреться нигде. Ничего не помогало. Ни обогреватели, ни водка. Нам тогда в штаб завезли одеяла детские, не знаю уж, из какого детского сада их вынесли – синие и красные в клеточку. Но они же тоненькие и маленькие. Водку ящиками выдавали. Мы пили ее, как воду, и никакого эффекта. Даже не думала, что можно так мерзнуть. До костей. Внутри костей. Я потом еще долго не могла отогреться – сидела в ванной, чуть ли не в кипятке, а зубы стучали. И чай мы пили такой, чтобы губы и язык обжечь. Лицо вообще в маску превратилось – обветренное, красное, губы у меня потрескались и кровили. Уехать было нельзя – нам сказали, что если мы бросим работу, нас лишат квартир. Только это меня и держало. И успокаивало то, что ты была далеко, в тепле, у бабушки, и Йося с женой о тебе заботились. Кстати, он тогда нашу бабушку на ноги поставил – работал там в сельской больнице, ходил по вызовам. Даже возвращаться не хотел, так ему там понравилось. Здесь он был просто хорошим врачом, а там, в селе, – чуть ли не богом: доктор из столицы приехал. Да к нему очередь стояла, даже к дому. И вы были сыты, в этом я не сомневалась – с врачами тогда продуктами расплачивались. Я звонила вам, и Йося говорил, что останется. Он даже представить не мог, что к нему, к врачу, будут так относиться. С благоговением. И он отрабатывал как мог. Но я не об этом.
Тамара…
Наверное, мы с Серегой должны были просто подписать бумаги и успокоиться. Несчастный случай – так несчастный случай. Но Серега был упертый, как баран, да и мне не давала покоя эта лужа крови.
Нет, в тот первый раз, когда мы в морг на опознание приехали, то все подписали. А потом, уже в конторе, когда вернулись, начали говорить.
– Ты знал эту Тамару? – спросила я.
– Нет, – ответил Серега.
– Откуда там кровь могла быть? Как думаешь?
– Не знаю. Надо узнать.
С Балашовым мне нравилось работать. Сильный, крепкий, умом не блистал, но в нем было мужское начало. Он чуть ли не на себе вытаскивал жильцов из квартир. Сумки тягал, перетаскивал все. Если дверь не открывалась, только Серега мог ее открыть. И он был из тех, кто до последнего не успокоится. Мы не по два, а по три раза квартиры обходили. Он еще и меня успевал то чаем из термоса напоить, то водки подлить. А если лифт не работал, Серега сам на этаж бегал, оставлял меня в машине греться. Если бы не он, я бы не выдержала.
– Поможешь? – спросила я.
Серега пожал плечами – мол, о чем разговор.
Мы приехали в больницу, куда доставили Тамару. К врачам было бесполезно обращаться – они не лучше нас выглядели. По несколько суток не спали. Серега был здоровенный, как медведь. Под два метра. Обаятельный. И требовательный. Многим женщинам такие нравятся. Даже я его слушалась. Вот он скажет мне: «Сиди, я сам», и я сижу, подчиняюсь. За его спиной хотелось спрятаться. Но он был ведомый, исполнитель, без смекалки. Я показала ему на молоденькую медсестру, и Серега сразу все понял. Усадил меня на лавочку и скрылся в сестринской. По карманам куртки у него были распиханы бутылки водки и шоколадки.
Через полчаса он махнул мне рукой, мол, заходи. Молоденькая медсестра, уже совсем пьяная, сидела и плакала. Серега подставил ей свою могучую грудь, и она совсем расклеилась. Она нам все и рассказала.
Тамара за день до обхода домов сделала аборт. Ей нужно было лежать, а она… Открылось кровотечение, отсюда и лужа крови.
– Десятый этаж, без лифта. Я выяснил в управлении. Нашли ее на десятом. Сколько квартир она обошла до этого – никто не знает, – объяснил Балашов.
– Врач сказал, что ей стало плохо. Она села на пол и замерзла. – Медсестра заплакала и уткнулась в куртку Сереги.
– Дом уже был отключен от отопления и электричества, – прошептал мне Серега. – Она там вообще одна на обходе была! Кто ее туда отпустил одну? Даже машину не дали! Как они там работают?
– Не знаю, – ответила я.
– Надо деньги собрать на похороны. Поехали. – Серега отстранил медсестру, которая покорно легла на кушетку и уснула.
В управлении мы с Серегой пошли собирать деньги. Как раз позвонили из милиции и сообщили, что у Тамары действительно есть сын-подросток пятнадцати лет и тетка. Они сейчас в Саратове. Мужа нет.
Мы собрали, сколько могли. Тогда ни у кого денег не было – все в квартиры вложено.
– Надо подавать заявление на материальную помощь, – сказала я Сереге.
– Составляй, я подписи соберу, – ответил он.
Заявление отнесли начальнику управления. Сначала он нас даже в кабинет не хотел пускать, но Серегу из двери вытолкать было невозможно.
– Подпишите. – Я положила бумагу на стол.
– Что это? – Начальник, Евгений Павлович, был раздражен.
– Умерла наша сотрудница. Несчастный случай. Остался ребенок несовершеннолетний. Нужно помочь.
– Сама виновата, – рявкнул он. – Зачем она в квартире осталась? У нас и так средств нет! Все замерзают!
– Она была сотрудницей управления. Люди собрали деньги, но этого мало.
Я еще пыталась говорить спокойно. У Сереги покраснело лицо. Я думала, что он набросится на начальника и придушит его на месте.
– Я не буду ничего подписывать! – вдруг заорал Евгений Павлович. – Если каждая шлюха будет аборты делать, а потом у меня на работе умирать, я что, за всех должен платить? Вон из кабинета! И чтобы я больше ваших бумажек не видел!
Мы с Серегой вышли. Правда, мне его пришлось выталкивать. Секретарша Евгения Павловича, Светочка, маячила за Серегиной спиной и всхлипывала. Было видно, что она плакала. Вот это меня и насторожило.
То, что наш начальник был сволочью, знали все. Крал, врал, брал взятки. Но его реакция меня удивила. Откуда он знал про аборт? И реакция Светочки, которая смотрела на начальника с ненавистью, была показательной. Евгений Павлович должен был, обязан подписать прошение. И то, что он начал орать и назвал Тамару шлюхой, – нет, это не было просто страхом перед разбирательством. Тут было что-то другое.
– Убил бы. – Серега плюнул в дверь начальника и хлебнул водки.
Светочка прижалась к нему и продолжала плакать. А я вдруг как очнулась, хотя сил уже никаких не было. Понимаешь, тогда все друг другу помогали – кто чем может. Несли последнее – платки, одеяла, у кого были. Даже уборщица наша носки шерстяные, которые на продажу вязала, нам раздала. Кто-то шубу старую нес, кто-то валенки. Менялись, поддерживали друг друга. Тамарина смерть для всех стала ударом. На ее месте могла оказаться и я, и другие женщины из управления, да кто угодно. Сердце бы не выдержало, и все. Мы выживали. Понимали, что надо выжить. Если ты Серегу сегодня накормишь супом и дашь ему шерстяные носки, то завтра он тебя на десятый этаж на руках отнесет. Нет, не так я говорю. Помогали, потому что так было нужно. Не за что-то. Потому что холодно. И надо продержаться. В конце концов, мы спали вповалку. Как ты можешь не помочь человеку, который лежит рядом с тобой на матрасе? А начальник отказал. Ни копейки не выписал, хотя мог, имел право и возможности. И должен был. Да еще и орал на нас с Балашовым как резаный. Но это было не все.
