– Ты что, – говорит ему Косой, – баловаться вздумал? Переваривайся и двигайся дальше!
– А я, – кричит кролик из живота, – назло тебе так и буду стоять!
– Делай им после этого добро, – сказал Косой и, подумав, Добавил: – Посмотрим, как ты устоишь...
И стал он лупцевать его своим молодым, еще эластичным и сильным хвостом. Лупцует, лупцует, аж самому больно, а кролику ничего.
– А мне не больно, а мне не больно! – кричит он из живота.
В самом деле, подумал удав, ведь шкура у меня толстая, и вся боль, предназначенная этому негодяю, приходится на меня самого.
– Ладно, – все еще спокойно говорит Косой, – сейчас я тебя сдерну оттуда...
Он посмотрел вокруг, нашел глазами огромную кокосовую пальму, у которой один из корней, подмытый ливнями, горбился над землей. Он осторожно прополз под корень до того самого места, где живот его растопырил этот живучий кролик.
– Ложись! – крикнул он. – Сейчас молотить начну!
– Молоти! – отвечал ему из живота этот бешеный кролик. – Сейчас покрепче упрусь!
Тут удав в самом деле разозлился и давай ерзать изо всех сил под своим корнем: взад-вперед! взад-вперед!
Пальма трясется, кокосовые орехи летят на землю, а кролику хоть бы что!
– Давай! – кричит. – Еще! – кричит. – Слабо! – кричит.
Косой от ярости так растряс пальму, что обезьяна, с любопытством следившая за его странным поведением, неожиданно свалилась ему на голову. Удар был очень чувствительный, потому что обезьяна летела с самой вершины этой пальмы. Он попытался ее укусить, но она, шлепнувшись ему на голову, успела отлететь в сторону. Он метнулся было за нею, но кролик, стоявший у него поперек живота, не дал ему дотянуться до нее.
Уже до этого достаточно оскорбленный поведением кролика, а теперь и вовсе обесчещенный падением обезьяны на голову, удав пришел в неимоверную ярость и так дернулся, что корень оборвался, и он изо всех сил ударился головой о самшитовое дерево, росшее рядом, и потерял сознание.
Примерно через час он пришел в себя и, приподняв голову, огляделся. Хотя в голове у него гудело, он все-таки услышал вокруг родное шипение родных удавов. Узнали, значит, приползли, переговариваются...
– Коль не повезет, – прошипел один, – так и кроликом подавишься...
– А некоторые еще нам завидуют, – сказал удав, известный среди удавов тем, что привык все видеть в мрачном свете.
– Братцы, – простонал Косой, – умялся он там, пропихнулся?
– Примерно на одну обезьянью ладонь пропихнулся, – сказал удав, лежавший поблизости.
– Смотря какая обезьяна, – вдруг сверху с пальмы проговорила мартышка, – если взять орангутанга, то получится, что кролик и на четверть ладони не продвинулся...
– Этот кролик и не пропихнулся и не умялся, – подхватил удав, привыкший все видеть в мрачном свете, – как стоял колом, так и стоит...
– Братцы, – взмолился Косой, – помогите...
– Плохи наши дела, – вдруг раздался голос царя удавов Великого Питона, – дурной пример заразителен... Уже обезьяны начинают нас поучать...
– А что, обезьяны хуже других? – сварливо огрызнулась с пальмы мартышка. – Чуть что, сразу обезьяны, обезьяны...
Услышав голос Великого Питона, бедный Косой пришел в ужас и даже забыл о своих несчастьях.
Дело в том, что, появляясь среди удавов, Великий Питон произносил боевой гимн, который все удавы в знак верности должны были выслушивать, приподняв голову. Вот слова этого короткого, но по-своему достаточно выразительного гимна:
Потомки Дракона.
Наследники славы,
Питомцы Питона,
Младые удавы,
Проглоченных кроликов сладкое бремя
Несите! Так хочет грядущее Время!
Для Великого Питона все удавы считались младыми, даже если они по возрасту были старше его. Удав, прослушавший приветствие, не приподняв головы, лишался жизни как изменник.
Вот почему Косой, еще не ставший косым, услышав голос Великого Питона, пришел в ужас, ведь он был в бессознательном состоянии и не мог поднять головы во время чтения гимна.
На самом деле он напрасно так испугался. Привычка при звуках гимна подымать голову была так сильна, что он и в бессознательном состоянии, услышав гимн, поднял голову вместе со всеми удавами.
По предложению Великого Питона удавы стали обсуждать, как спасти своего неудачливого соплеменника. Один удав предложил ему доползти до вершины самой высокой пальмы и оттуда шлепнуться на землю, чтобы раздавить дерзкого кролика.
– Что вы, братцы, – взмолился пострадавший, – да я сейчас и не доползу... А если доползу, то обязательно шлепнусь не тем местом... Мне же не везет...
– Верно, не доползет, – сказал Великий Питон. – Какие еще будут предложения?
– А может, кролика выпустить, и дело с концом? – неуверенно проговорил один из удавов. Великий Питон задумался.
– С одной стороны, это выход, – сказал он, – но, с другой стороны, пасть удава – это вход, а не выход...
– А мы его не пустим, – осмелел тот, что внес это странное предложение, – как только он выскочит, мы его тут же обработаем.
– Да я лучше ежа проглочу, чем этого бешеного кролика, – сказал удав, привыкший все видеть в мрачном свете.
– Тише, – предупредил Великий Питон, – шипите шепотом, не забывайте, что враг внутри нас... Во всяком случае, внутри одного из нас... За всю свою жизнь, а мне, слава Богу, двести лет, был только один случай, чтобы кролик выскочил из пасти удава.
– Расскажи, – стали просить удавы, – мы об этом никогда не слышали.
– Братцы, – застонал Косой, – решайте скорее, а то уже нет сил терпеть.
– Подожди, – ответил Великий Питон, – дай мне поговорить со своим народом... Это случилось в те золотые времена, когда среди удавов была распространена игра, которая называлась «Кролика на кролика до следующего кролика».
– Да что еще это за игра? – закричали удавы. – Расскажи нам о ней!
– Братцы, – снова взмолился Косой, но его уже никто не слушал. Обычно, если Великий Питон начинал вспоминать о том, что было раньше, его трудно было остановить.
А между прочим, в самом деле, в старину среди удавов была распространена эта игра. Один удав, проглотивший кролика, находил другого удава, проглотившего кролика, и предлагал ему:
– Кролика на кролика до следующего кролика?!
– Идет, – отвечал второй удав, если соглашался на игру. Игра заключалась в том, что два играющих удава ложились рядом и по знаку третьего, который брал на себя роль судьи, кролики начинали бегать наперегонки внутри удавов – от хвоста до головы и обратно. Чей кролик оказывался проворней, тот и выигрывал. Бег кроликов внутри удавов можно было легко проследить, потому что спина удава волнообразно прогибалась по ходу движения кролика. Забавно, что сам бег кроликов вызывался тем, что судья, изменив голос, кричал кроликам:
