– Это я во всем виноват. Почему я отпустил ее одну? Почему не был рядом в тот момент? Лесная Злоба. Откуда? Говорили, что уже лет сорок ни один человек не умирал от ее яда. Почему теперь? Именно теперь? И она?!
– А-а-у… – будто раненый медведь застонал, заревел Овелон Великий, падая на колени пред кроватью Фелиссы. – Салуфх… Салуфх! – с болью протянул он, сотрясая воздух. – Где он? Где?
– Мы не говорили Вам, не желая портить отдых, – сказал Деригаб, делая шаг к Овелону, – но Салуфх мертв.
– Как?!
– В остроге, в котором Салуфх ожидал своей участи, много крыс. Из жалости к заключенным, Бротри́н – один из стражников – заказал у аптекаря яду для травления. Получив отраву, он изрядно посыпал ею пол коридоров…
– Он… отравился?
– Нет. Скорее нет. Смерть его была… насильственной.
– Но кто посмел? Кто? Приговор не оглашен, и судьба его не была решена!
Деригаб колебался и не спешил с ответом:
– Крыса. Жирная крыса, не боявшаяся никого и нагло пожиравшая еду острожных, сунула свою морду в тарелку Салуфха, а он, не стерпев оскорбления, бросил в нее камнем. Мерзкое животное вцепилось в его руку и не отпускало до тех пор, пока не испустило дух. Старик размозжил ей череп об стену. Когда к нему привели доктора, чтобы осмотреть рану, было уже поздно: рука почернела до локтя, а сам он был в бреду. Трудно сказать, что его убило: то ли яд, то ли иная какая зараза… Такова кончина Салуфха.
– Ух-х, небо, небо! – в бессильной ярости Овелон Великий ударил пол. – Прости, доченька, прости, родная! – спохватился землевладелец, снова склоняясь над постелью Фелиссы. – Радость моя, потерпи немноженько, мы найдем, найдем. Все что нужно. Все!
Овелон плакал. Страшна была месть главного казначея.
Люди сидели молча, погруженные в печаль. Каждый по-своему переживал это горе. Даже Лихмон, оставив свое занятие, ссутулившись, сидел в дальнем углу просторной и светлой спальни наполовину заполненной радостью светила, а наполовину тоскливым полумраком. Первой очнулась Юлина. Она вдруг вздрогнула, поежилась от холода.
– Мейос, – обратилась она, – позаботьтесь, пожалуйста, об обеде. Нам всем нужны силы.
Лихмон и Мейос тихо удалились. Откашлявшись, покинул покои Фелиссы и Деригаб.
Син пытался вселить надежду в собравшихся:
– Давным-давно, – начал он, – когда меня и не было еще на свете, молодой человек по имени Инг влюбился в прекрасную Айли́. Инг был бесстрашным воином и в двадцать пять лет уже славился во многих песнях своими подвигами во имя владыки Мхии́рту, древнего повелителя Зэймори. Айли тоже пришелся по нраву Инг, но счастью их не суждено было продлиться долго…
– Лекарство, где взять лекарство? – шепотом бормотал Овелон. – Лучший лекарь Ванхора, может быть, он найдет лекарство?
– Коварная красавица Фазю́, влюбленная в Инга и желавшая заполучить его себе, – продолжал Син, – не добившись отказа от Айли, отравила верную девушку медленным ядом. Решив, что, ухаживая за умирающей и утешая Инга, тем самым добьется она его любви…
– Но как найти его самого?.. Кто знает лучших врачей? Не только Ванхора… Напишу, я напишу указ.
– Услышав о том, что его любимая тяжело больна и причина тому, скорее всего яд, Инг пришел в бешенство и еще больше в отчаяние, так как не могли местные врачи исцелить ее, а только утешали родителей, говоря: «Есть на свете мудрец, знающий все. Он вам поможет. Найдите его и просите его, мы же бессильны».
Тифей, внимательно слушая Сина, вспоминал прошедшие дни. Вот Фелисса весело смеется, заботливо кутая пойманного зайца в маленькое одеяльце. Вот она любуется облаками – причудливыми замками, невиданными деревьями. Вот плетет из подаренного Тифеем букета венок и словно корону надевает его, затем преподносит венок смущенному юноше и убегает. Снова смех и нежная улыбка.
– Когда все надежды на лекарство иссякли, когда яд был определен, и страх в глазах очередного врача раскрыл Ингу его суть, в дом Айли, наполненный скорбью, влажный от слез, вошел седой человек с умиротворенным лицом. «Здравствуйте! – громко обратился он к людям, пришедшим поддержать родных девушки. – Услышав о вашем несчастье, я тут же обратил свои стопы к дороге, и вот она привела меня сюда! – старец седой казался сильным мужчиной и крепкими членами своими изумил людей, лета его сокрыты. – Есть средство от всех болезней, – сказал он, обращаясь к Ингу. – Но только чистое сердце может найти его, любовь да ведет тебя! Оставь свою злобу и ступай на край Земли. Там, на самой высокой горе…»
– Там, на самой высокой горе… – шептала Юлина, слово в слово повторяя сказанное Сином.
– «За самыми неприступными склонами, среди голых камней, защищаемый самими сильными ветрами, растет поющий цветок!..»
– Поющий цветок!.. – повторила Юлина.
– Пусть несутся посланники во все стороны света и всех врачей найденных направляют сюда! – твердил Овелон.
– Быстро собрался Инг, не слушая подговоренных Фазю людей и твердящих, что старик из ума выжил и лишь на погибель отправляет. «Эс хорим парла вэ! – Рысь покажет идущему путь!» – на прощание крикнул странник Ингу, неизвестно, откуда узнал он о сем: мудрое и красивое животное было древним символом рода воина. Удивившись и еще более поверив в предсказанное старцем, пустился Инг в дальний путь за спасением любимой…
– За спасением любимой…
– Дни и ночи скакал он, не щадя лошадей и не жалея сил, едва различая дорогу в сумерках, следуя за неясной тенью, следуя за своей мечтой! И вот, наконец, увидел он край Земли. Но горы были зелены от лесов и низки весьма. Подбежав к воде, Инг упал на колени. Горькими слезами уходящей надежды окропил он берег и вдруг услышал злобный рык. Дымчатая рысь зелеными глазами пристально глядела на Инга. Он отступал к воде, а зверь медленно и завораживающе грациозно приближался, словно говоря: «Все ли ты сделал? Неужели это все, на что способен ты – сильный воин! Слаб ты, слаб, как ребенок, и путь указан тебе напр-р-расно…» Прыжок!
Овелон Великий вздрогнув, взглянул на Сина.
– И растаяла рысь, легким облаком едва коснувшись лица воина. Крикнул тогда Инг: «Пересеку край Земли, и пусть даже в иных мирах спрятано спасение Айли! Найду его, найду!»
«Найду. Найду», – думал Тифей, представляя бескрайний лес и каждую травинку его, просматривая душой все свойства деревьев, кореньев, ему известных.
– Переплыв через море на маленьком паруснике, очутился Инг в землях странных: ни одного знакомого растения – гигантские деревья заслоняли собой горизонт, шипы колючих кустарников впивались в тело, преграждая путь. Но, превозмогая боль, бежал Инг…
Люди, собравшиеся в комнате, словно очарованные слушали эту старую заморскую легенду.
– Ради Айли! Шло время, редели заросли. И нашел Инг огромную гору посреди пустынной земли, выжженной солнцем. Гору, обдуваемую злейшими ветрами. С новой силой воин бросился к горе, но чем ближе Инг был к ней, тем выше становилась гора, сильнее дули ветра… Целые сутки Инг карабкался по опасным серым склонам к вершине, каждый миг борясь с воздушными ударами, уже клонилось солнце, и силы оставляли героя. Поднявшись на крутой скалистый выступ, понял Инг, что напрасными были его старания: путь оказался закрыт. Лютая ненависть зажглась в его сердце. Воин вынул из ножен свой меч, дробящий самые крепкие камни, и с силой, только великим героям доступной, ударил огромный валун, к стене горной припертый. Дрогнул камень, но не поддался, а отборная зэйморийская сталь со звоном треснула. Сломался великий меч. Бережно поднимая обломок его клинка, Инг понял многое. С новой надеждой обратил он свое лицо к чудесному камню. А на валуне том проступил рисунок, словно великаном выведенный: рысь, легка и красива, в прыжке преодолевает пропасть, и ветер коварный не в силах удержать ее вольный полет! «Эс хорим парла вэ!» – пронеслось в голове героя. Собрав все свои силы, разбежался он и прыгнул через пропасть… В окружении остроугольных камней, нежной красотой мерцая, рос поющий цветок, а с неба спускалась радуга!..
