Дорогов передернул плечами, кашлянул в кулак, затем произнес то, что остальным даже в голову не приходило. А если и приходило – то на подсознательном уровне.
– Мы с американцами тратим столько сил и средств на эту войну… – Он покачал головой. – А сколько мы могли бы сделать, объединившись?
– Да ну, Вовка, это ты хватил! – поспешил одернуть его Горобец.
– А что! – усмехнулся Черников. – Мысль здравая. Но у этой медали есть обратная сторона. Сам посуди, Владимир Владимирович: сколько денег выделяется на мирные программы? Мизер! Да и тот – после дождичка в четверг. А если у проекта может быть военное применение, то средства текут рекой! Если бы не заинтересованность военных, то не было бы ни искусственных спутников, ни космических кораблей, ни НИПов… – Бывший куратор прищурился. – Главное, не дать военным заиграться. Главное, вовремя перенаправить разбуженные силы на мирные цели. Впрочем, братцы, вы – военные и сами с усами…
– Да уж, все пытаются усмирить освобожденных джиннов, – сказал тогда я.
– Так всегда было, – глубокомысленно произнес Апакидзе. – Со времен Прометея, когда тот принес огонь людям.
– Я тебя, возможно, разочарую. – Командир хлопнул штурмана по плечу. – Но Прометей – это выдумка. Мифологический персонаж.
– Умный какой, – парировал Апакидзе.
Повисла пауза, и все мы поглядели на Черникова, тот шуршал газетами, запихивая их обратно в портфель.
– Надо что-то придумать, братцы, – сказал бывший куратор, не поднимая глаз. – Чтоб наши соперники выкусили и закрыли рты. Я понимаю, что мои слова звучат слишком общо, но это совместная просьба министров обороны, иностранных дел, заместителя председателя Совмина, постпреда при ООН, СП и моя, соответственно…
– М-да, длинная цепочка, – поджал губы Прокофьев.
– Дайте нам пару «Хаундов», и мы заставим их выкусить! – сказал Алиев, выпятив щетинистый подбородок.
– Увы, «Хаундов» в Заливе Радуги больше нет, и дать их вам мы не можем, – Черников виновато поглядел на нас. – Враг находится в Океане Бурь, но туда еще надо добраться.
– Мы через неделю войдем в Океан Бурь, – сообщил Апакидзе. – В штабе сказали, что у нас потрясающая динамика движения.
Черников покивал, мол, согласен. А потом сказал:
– Это все хорошо, но не то. Не ваши же засекреченные достижения противопоставлять оголтелой западной пропаганде. Придумайте что-то такое, на что бы они взглянули со своего спутника и тут же сели на задницы. Чтобы заткнулись если не навсегда, то надолго. Пораскиньте мозгами, братцы! К сбору «танкового кулака» вы все равно безнадежно опаздываете. Поэтому руководство решило, если вы ненадолго задержитесь в Заливе Радуги, то это серьезно не повлияет на исход кампании.
Естественно, эта просьба заставила нас недоуменно переглянуться.
– Ну вы, начальники, и задания даете, – развел руками Прокофьев.
– Не фигурное катание же устроить перед их камерами, – удрученно проговорил я.
В Ленинскую комнату вошел дежурный по части и передал Черникову приглашение от полковника Бугаева отобедать чем бог послал. Бывший куратор похлопал по брюшку, предвкушая отменную трапезу, – начальник НИП-10 продолжал баловать заезжих спецов.
– И как нам быть? – спросил за всех Апакидзе.
– Покурим, и по местам, – предложил командир. Он поглядел на наручные часы. – Луна восходит через полчаса. Пойди туда, не знаю куда…
– Предлагаю придерживаться утвержденной штабом программы движения, – сказал Дорогов. – Министрам хочется и перехочется. Мы делом занимаемся, а не в бирюльки играем.
Прокофьев с досадой махнул рукой. Мы покурили, наблюдая, как быстро темнеет мартовское небо, пронзенное картечью воробьиных стай. Морозец пощипывал уши, и поднимался штормовой ветер. Северо-восточный, очень холодный, пробудившись, он дует ровно четыре дня, выхолаживая все к чертям, а затем сходит на нет. Мы с мужиками традиционно пошутили насчет приближения Международного женского дня. Мол, так всегда: на 23 февраля – теплынь, солнце сияет, а на 8 Марта – мороз и ледяной ветер. Как оказалось, этот ничего не значащий треп подтолкнул нашего штурмана к любопытной мысли.
В пункте управления Апакидзе собрал нас вокруг подробной карты Залива Радуги.
– Смотрите, мужики: прямо по курсу у нас ровный, как столешница, участок со сторонами примерно два на полтора кэмэ, так?
– Ага. – Прокофьев постучал пальцем по карте. – Лунный аэродром. Заброшенный, само собой. Я планировал, что мы пересечем его одним махом. Дальше рельеф будет более затейливым.
– Так вот! – обрадовался Апакидзе. – Раз эти сволочи наблюдают за нами со спутника, давайте оставим для них послание! Этот «аэродром» – все равно что пыльный комод! Вы когда-нибудь писали пальцем на пыльном комоде?
– Да! «Хозяйка, протри меня», – хихикнул Горобец.
– Вот-вот, – заулыбался Апакидзе.
– Можно написать: «Никсон – дурак», – мрачно предложил Дорогов. – Или: «Не согласны с угнетенным положением темнокожего населения США». Они сфотографируют это со спутника.
– Ну тебя! – отмахнулся от Дорогова штурман. – Я тут подумал: Восьмое марта на носу, а давайте поздравим всех женщин Земли? У кого еще есть такая возможность, как у нас? И на общественное мнение это, уверен, повлияет самым лучшим образом.
Мы переглянулись, похмыкали, почесали затылки.
– Горячий грузинский парень… – сказал, хитро покручивая ус, Горобец.
– Дамский угодник, – дополнил Прокофьев. – Прям всех женщин мира ему подавай.
– Васька, ты как? Сможешь проехать так, чтоб получилась надпись каллиграфическим почерком: «С 8 Марта, дорогие женщины»? – спросил Горобец.
Я только фыркнул, отвечать иначе смысла не было.
– Мне эта идея с поздравлениями – тоже не очень… – Командир вздохнул, уселся в кресло, задумчиво пощелкал тумблерами на обесточенном пульте. – Надо что-то более простое в исполнении, но более масштабное по смыслу.
Горобец озадаченно надул щеки и неодобрительно поглядел на Алиева, который, вместо того чтобы участвовать в обсуждении, решал шахматные задачи, едва заметно улыбаясь и мурлыча что-то себе под нос.
– Х… войне, – сказал вдруг Дорогов, он стоял у окна и смотрел, как над пологими холмами всходит полная луна.
– Чего-чего? – не понял Горобец.
– Х… войне! – заулыбался Прокофьев и вопросительно поглядел на меня.
Ну, конечно. Командир не хуже меня мог оценить осуществимость этой затеи.
– Слишком длинно, – сказал я мрачно и, поддавшись внезапному порыву, предложил: – Просто – х…!
– Просто х…?! – опешили ребята.
Я был непреклонен.
– Просто х…! Черников хотел, чтоб наши западные коллеги выкусили? Пусть фотографируют и смакуют. Х… им!
