И не поспоришь ведь. Вроде бы просто глянул искоса, а от льдистой звериной зелени его глаз – аж мороз по загривку.
И чтобы отвлечься от личности Диху, я решила расспросить ключницу о политической обстановке в мире, если так можно выразиться. Марфа Петровна, конечно, не диктор теленовостей, но должна же она иметь какое-то представление о местных реалиях? На деле оказалось, что ничего такого добрая женщина никому не должна, тем паче какой-то ничейной приблуде. Заодно выяснилось, что в тысяча пятьсот тридцатом году от Рождества Христова такая важная персона, как боярская ключница, доподлинно ведает обо всех запасах, видит всю дворню насквозь и блюдет хозяйский интерес пуще собственного, а остальное ее не касается.
– Не нашего ума это дело, заруби себе на носу, девка! – сурово пресекла крамольные разговоры Марфа Петровна. – Давай-ка обряжайся в человечью одежку быстренько и молча. Недосуг мне с тобой возиться.
Мятые тряпки, извлеченные ею из сундука, меньше всего походили на яркие наряды средневековых боярышень с картин художников девятнадцатого века, но ничего киносказочного я и не ждала. С этнографией я вообще-то на «ты», образование позволяет, однако сейчас эту самую этнику требовалось надеть на себя, причем без всякого нижнего белья.
– А где вещи, которые были на мне раньше? – уточнила я на всякий случай.
– В печке сожгла, – ответствовала Марфа. – И трижды «Отче наш» прочитала. Устраивает?
Кто бы мог подумать, что обычную ночную рубашку будет жалко почти до слез. А уж себя-то как жаль, никакими словами не передать.
Удивительное дело, но, только стоя в растерянности и смятении над грудой чужой одежды, я вдруг целиком и полностью осознала, что со мной случилось нечто воистину ужасное и необратимое, что-то среднее между похищением маньяком-убийцей и автомобильной аварией.
Попав в неприятности, я всегда старалась представить еще более тяжелую жизненную ситуацию. Скажем, теряю я под колесами поезда обе ноги. Вот ужас-то! И в сравнении с участью калеки непогашенный кредит и предательство Даньки кажутся сущими мелочами, не стоящими смертельных переживаний. Последние полгода я только и делала, что твердила себе: «Ты – молодая, живая, здоровая, руки-ноги на месте, какая-никакая крыша над головой есть, так чего скулить? Все как-нибудь образуется. Все будет хорошо».
Вот и образовалось. Чужой мир, чужое время, чужие обычаи. И я всем чужая и мне все чужое. И сам собой напрашивался классический вопрос: «За что мне все это?» Собственно, ответа никогда не существовало. Просто с некоторыми людьми случаются плохие вещи. Вчера жребий пал на Екатерину Говорову, только и всего.
– Не реви, – проворчала Марфа, решив, что я сейчас начну рыдать.
Я не хотела, но слезы сами потекли.
– Слышь, дуреха, не реви, сказала. Ишь, нюни распустила! Кобылища здоровая, а ревет, как дите малое.
– Я не реву, – всхлипнула я и шмыгнула носом.
Однако сочувствовать мне никто не собирался. Не входила жалость к чужой собственности в обязанности домоправительницы. Женщина лишь раздраженно вздохнула и принялась наряжать «бесовскую девку» в христианскую одежду.
– Вот те сорочка! Да смотри, рукав не оторви. Во-о-от! Теперь рубашку держи, – командовала ключница. – Поясом подвяжись-ка.
Мне оставалось только подчиняться. По крайней мере, так я точно ничего не напутаю и Диху не подведу.
– Гляди, какой я тебе летник подобрала. Почти неношеный.
Марфа с гордостью продемонстрировала сильно расширенное к низу платье красно-коричневого цвета с длинными колоколообразными рукавами, сшитыми от проймы только до локтя. Далее они просто свисали до самого пола остроугольными полотнищами ткани. Типичная одежда средневековой русской женщины.
– Вошвы бархатные, с бисером. Полюбуйся-ка.
Так и есть – вокруг горловины и по краям рукавов были нашиты бархатные кусочки, украшенные затейливой вышивкой.
– Красиво, – покорно согласилась я, уже порядком утомленная одеванием.
– То-то же! Это Иван Дмитриевич наказал одеть тебя прилично, чтобы незазорно было перед Тихим.
– Надеюсь, ему понравится.
Лишний раз злить злого сида отчего-то не хотелось.
– А то! Пусть только посмеет сказать, будто я пожадничала! Этот летник наша покойная боярыня носила и рада была, – объявила ключница.
Но жемчужного кокошника я так и не дождалась. Не положено, не по статусу. Косу Марфа мне уложила вокруг головы, а сверху повязала платок. И заодно пояснила, как бы между делом:
– Положение у тебя бестолковое. Незамужняя и при этом холопка иноземца, но к работе приставить нельзя, запретили. Скорей бы увез он тебя, что ли. Пока сплетни не пошли на всю округу, дескать, Иван Дмитриевич чужую рабу в женкины платья рядит неспроста.
– А куда он ехать собрался?
– Да кто ж его знает, Тихого этого. Но чем дальше, тем лучше.
Диху, незримый и бесшумный, при этих словах одобрительно усмехнулся. Разумная женщина эта Марфа. Айвэн тоже не дурак, недаром так ценит этакую редкость. Вот бы и из маленькой эмбарр воспитать что-то подобное: умную, но не слишком, зато рассудительную и, главное, покорную… мм… помощницу. Вопрос: как? При всех своих познаниях опытом дрессировки юных дев Диху не владел. Не принято как-то среди Народа доверять воспитание дочерей таким, как он. Сын Луга еще до изгнания был ненадежным бродягой и одиночкой, и даже из плакальщицы-банши вышла бы лучшая нянька, чем из него.
«Надо придумать ей кличку», – рассуждал он, легко ступая вслед за нелепой парочкой – полной сдержанного достоинства дородной домоправительницей и неуклюжей, будто едва вылупившийся цыпленок, девчонкой. В одежде покойной боярыни дева выглядела ряженой, притом в мешок, да еще и не по росту и не по стати. И то сказать, статью пришелица не вышла.
«Зато легкая! – утешил сам себя сид. – Этакую Марфу Петровну на руках не натаскаешься, тут медведем надобно быть вроде Айвэна. А эту недокормленную на плечо если взвалить, так и не почувствуешь».
Пока ключница проводила для приблуды ознакомительную прогулку по боярскому поместью – весьма познавательную, к слову, – основной заботой Диху было не наступить девчонке на подол. Она и так путалась в своих долгополых одеждах, норовя то рукавом за что-нибудь зацепиться, то собственные ноги потерять. Не привыкла, видно, к длинным платьям. Неудивительно, там, откуда она вывалилась, мода совсем иная. Правильная в общем-то мода. Диху еще в свой первый визит длину и фасон их одежки оценил и одобрил. Куцые юбчонки задирать не надо, и так все на виду. Штаны тоже не совсем для того, чтобы прятать телеса, а скорее даже наоборот. Таким образом, вырисовывалась еще одна, помимо наречения имени, проблема, связанная с девой-эмбарр. Оную деву нужно будет научить правильно носить женские платья.
Марфа ролью проводницы и опекунши явно тяготилась. Не по чину достойной женщине всяких девок непотребных обряжать да выгуливать! Да и работы по дому невпроворот. Поэтому ключница постаралась от этой обузы поскорее избавиться – завела в горницу да и оставила там под присмотром девчонки-приживалки. Так что пришелица почти ничего, считай, и не видела. Может, это и к лучшему. Некоторые бытовые сцены вызывали дрожь омерзения даже у повидавшего разные страны и времена бессмертного, а как отреагирует нежная дева, увидев, к примеру, порку? Или как дюжий кузнец таскает по двору за косы свою чем-то не угодившую ему жену?
