– Ну вот! – сокрушался бессердечный подросток. – Все самое интересное пропустим.
– Тебе этого мало? – спросила я, дернув головой в сторону убитого.
– Тихий же колдунствовать будет, а мы ничего не увидим! Эх-ма! Ничегошеньки!
Диху
Вот что-что, а «колдунствовать» сыну Луга сейчас было совершенно не с руки. Да и странно было бы ему прибегать к иным Силам, когда и обычных довольно. У человечества нет монополии на жестокость. В некоторых вещах дети Дану всегда умели преподать смертным пару уроков. Конечно, военное дело и искусство художественного отрубания конечностей и дробления костей за последние пару тысяч лет шагнули, как говорят в мире Кэт, далеко вперед, но ведь и сиды на месте не топтались. Так что Диху не видел сложностей в том, чтобы раскидать десяток-другой разбойников, тем паче что и охрана каравана действовала слаженно и бодро – загляденье просто. Проблемой было раскидать их так, чтобы не продемонстрировать каждому окрестному зайцу, кто притаился под черной мантией «синьора Диччи». Купцы – народ тертый, прагматичный, но даже самые трезвые люди подвержены приступам паники, когда вдруг выясняют, что рядом с ними прячется под человеческой личиной некто иной. Проверено.
Потому-то Диху и обходился посохом, хотя вполне мог подхватить саблю кого-то из убитых и дать себе волю. Но раскидывать разбойничков клюкой может не только «синьор Диччи», но и «немец Тихий», а вот очнуться от упоения резни, стоя по колено в трупах, с парой отрубленных голов у пояса, перемазанным кровью и хохочущим… Неприемлемо. Ибо – конспирация. Хорошее слово. Все-таки и у смертных есть чему поучиться.
Катя
В голосе Прошки было столько неподдельного горя, что я не удержалась и хихикнула. Вот ведь упертый! Без него сид убивать станет!
– А ты чего ржешь? – взъярился он тут же. – Это все из-за тебя, поганка!
– Я тут при чем?
– Ты – баба, – почти что плюнул он. – С тебя никакого проку! Стереги ее тут, пока там великие дела творятся! Тьфу!
– Ах ты, шовинист мелкий! – возмутилась я. – Да если бы не ты с зеркалом, я бы в своем мире жила преспокойно! Нормально жила бы, ты даже представить не можешь, как у нас там! В сто, да в тысячу раз лучше! А тебя… – Я набрала в легкие побольше морозного воздуха, потому что аргументов у меня было хоть завались. – А тебя отец женил бы, и дело с концом, и думать о тебе забыл. А так ты с Тихим путешествуешь, в университет поступишь, и только потому, что у него есть я. Понятно тебе?
Мы вцепились друг в друга мертвой хваткой, нос к носу, тяжело дыша, пунцовые от злости, готовые начать драться в следующую секунду.
– Засранец!
– М…!
Я вырвалась из цепких пальцев Прошки и бросилась в сторону пышных елок.
– Эй! Ты куда?
– Куда надо! – огрызнулась я не оборачиваясь.
В длинном платье и тяжеленной шубе поверх него брести по сугробам еще то удовольствие. Снег мигом набился в сапожки, пару раз я провалилась по пояс, но назад не повернула.
– Катька, вернись! Тихий сказал на месте сидеть!
– Отцепись! Я сейчас.
– А зачем ты?
– Надо мне.
Мне и впрямь было очень надо, очень-очень надо было присесть под елочкой с определенной целью. Ну, не при мальчишке же мне это делать, правда?
Елка была здоровенная, разлапистая, со снежными шапками на ветках – прямо хоть на новогоднюю открытку. И под ее нижними ветками было сухо и весьма уютно, но, как тут же выяснилось, слишком мало места для девушки в средневековой одежде. Поэтому я, немного повоевав с юбками, присела снаружи, убедившись, что Прошка меня не разглядит. Присела, расслабилась, полегчало мне, как это всегда бывает.
И вдруг кто-то схватил меня за плечи, пребольно уколов. Я только и смогла, что ойкнуть. Это были еловые ветки, они словно чьи-то очень сильные руки сначала дернули за косу назад, а когда я упала на спину, подхватили, сдавили и потащили куда-то наверх, все выше и выше.
– Прош… Помог… А!
Хвоя, словно живая, лезла мне прямо в рот, я отплевывалась, но кричать не могла – ветки так сильно сдавливали грудь, что ни вдохнуть, ни выдохнуть. Я хрипела и пыталась кое-как отбиваться, но куда там! Меня вертело, кидало и дергало в разные стороны, а потом взбесившееся дерево, заскрипев каждой своей щепочкой, наклонилось и передало добычу другой такой же ожившей елке. Эта со мной вообще не цацкалась – ухватила посильнее за одну ногу, раскрутила и кинула, словно куклу или мячик. И тогда я полностью утратила человеческое достоинство, а заодно и остальные свойства разумного существа, в одно мгновение превратившись в обезумевшее, визжащее от ужаса дикое животное, которое, однако же, твердо знает: ему конец.
Глава 8
«В лесу родилась елочка»
Катя
Деревья передавали меня друг другу, словно эстафетную палочку, унося все дальше и дальше в лес. А следом летела стая сорок, и их пронзительное стрекотание заглушало мои крики о помощи.
Я чуть не умерла, но лучше бы я все-таки умерла, чтобы не очутиться где-то… Где-то в дремучей страшной чаще, в окружении древесных монстров, распятой на исполинской сосне и намертво спеленутой колючими ветками, точно муха паутиной. Ни пошевелиться, ни пискнуть я не могла, настолько крепко держало меня дерево. К счастью, не только за руки и за ноги, но и за пояс, иначе через несколько часов меня постигла бы участь всех распятых – мучительное удушье. С другой стороны, солнце садилось, мороз усиливался, и к утру я бы превратилась в сосульку. Нет, я в этот момент совершенно спокойно размышляла о смерти, и она меня ничуть не страшила. Переохлаждение плавно перейдет в сон, и – прощай, Катерина, земля тебе пухом! Впрочем, насчет земли, это я оптимистично раскатала губу. На соседнем дереве уже висела мумия в истлевших тряпках, на другом – еще две, но маленькие. Дети? Или тела расклевали-растащили сороки, которые расселись на соседних ветвях? Издалека было не разглядеть, а я не могла шевельнуться, потому что стоило двинуть пальцем, как в тело со всех сторон впивались иголки.
– Ка-тя! Катюш… Ты живая?
Где-то совсем рядом находился Прошка.
– Тише, тише, не зли их, – просипела я. – Тшш!
Хищные елки тут же отреагировали сеансом иглотерапии и удушения, я слышала, как тоненько пищит от боли Прошка. Теперь, когда рядом ребенок, скулить было как-то неудобно, поэтому я терпела и старалась утешить мальчишку, шепча:
– Не бойся, Прошенька, скоро Диху придет, расколдует эту нечисть, и все будет хорошо.
В ответ бедный ребеночек выматерился, как… как сапожник. Хотя, может, это он так пытался чертовщину разогнать? А что, старый проверенный метод, как утверждают этнографы.
Я посылать подальше сосну-тюремщицу не стала, а решила осторожно осмотреться вокруг, пока совсем не стемнело. И снова любопытство пребольно ударило по нервам, превратив меня в комок ужаса.
