– Ты глянь, Катюх, на нем юбка надета! – всплеснул руками боярский байстрюк.
И это была вовсе не наивная детская непосредственность, нет. Прохор Иванович вовсе не на русском сказал, а так, чтобы Кеннет понял.
– Такая одежда называется килт, Прошенька, – примирительно прошипела я.
Разумеется, это был самый аутентичный килт, который мне доводилось видеть – рваный и такой грязный, что клановых цветов не различить. Зато я знала, как его правильно надевать и носить. Только это знание мне ничем не помогло, особенно в качестве усмирения разбушевавшегося ни с того ни с сего подростка.
– На первый раз, как несведущему чужеземцу, я прощу твое невежество, – заявил горец спокойно, но посмотрел на мальчишку исподлобья так, словно собирался зарубить на месте. – Твоя госпожа потом разъяснит тебе ошибку.
– Кто? Какая еще госпожа? – взвился Прошка. – Да я… да она…
И пока байстрюк не наломал дров, я схватила его в охапку и оттащила в сторонку.
– Прош, ну, чего ты яришься? Что он тебе плохого сделал, кроме хорошего, а? Пришел на подмогу, поздоровался, а ты его норовишь оскорбить. За что?
– Эх, Катька! – Мальчишка плюнул от досады. – Это же наемник! С ним девке не то что говорить, смотреть в его сторону не след. У них всегда одно на уме. Что я, этих рубак не навидался? Еще как! У дядьки в заплечниках каких только голодранцев не было – и немцы, и эринцы, и скотты. Так вот скотты, скажу я тебе, они хуже всех. Девок портили, стоило только взгляд отвести. Бах – и в кусты!
Я не ожидала такой резкой отповеди, если честно. Прошка говорил совсем не как ребенок, а как взрослый и весьма опытный мужик. Впрочем… Я все время забывала, что это он в двадцать первом веке ребенок, а в начале шестнадцатого века Прохор Иванович считался взрослым. А еще, на минуточку, был племянником новгородского посадника, то бишь по-европейски практически принцем, пусть даже и бастардом. Вильгельм Завоеватель, к слову, тоже незаконнорожденный был.
– Ну, не потащит же Кеннет меня в кусты. Диху не позволит. И не похож он…
– Дура! Сейчас не потащит, потому приболтает. Ты пойми, ландскнехты все одинаковы – только резать, грабить, жрать, пить и насильничать горазды, – строго заявил Прохор. – Эх, мне бы аркебузу на всякий случай.
Я оглянулась, посмотрела на шотландца. Ничего такого страшного в нем не было. Напротив, он мне показался очень любезным для дикого горца.
– Прош, давай не будем на человека напраслину возводить. Сида его считает тоже потомком Этне, значит, мне он далекий родственник. А шот… скотты родню уважают. Они живут кланами.
– Да знаю я, как они живут, – отмахнулся мальчишка и тоже покосился на Кеннета. – Небось неграмотный, к тому же латинской веры. Дикарь дикарем.
– Так давай с ним познакомимся поближе. Вдруг он окажется хорошим человеком? Потом еще извиняться будешь, что наговорил гадостей. Если ты такой грамотный, мог бы и поаккуратнее разговаривать с человеком, у которого меч еще от крови теплый.
Мне надоело изображать миротворицу. Рядом появился взрослый мужчина, при этом не сид, а обычный человек, да к тому же родственник. И я была очень рада этому факту, да.
Диху
Диху его дальний потомок из тех самых Маклеодов заинтересовал ровно настолько, чтобы признать его полезность. Да, названный Кеннет и впрямь чем-то походил на саму Кайлих. Чем-то? Конечно, той самой буйной Доблестью, которая досталась ему в дар от праматери. Такой же необузданный и свирепый, как сама Неблагая сида. Вот только от Этне в нем почти ничего не было. Ушло, растворилось в крови поколений и поколений смертных. Сохранился лишь отблеск наследия Кайлих. Точно так же, как в Кате-Кайтлин дар Диху, Дар Удачи, светит даже ярче, чем сиял в Этне.
Неудивительно, что Кайлих не разглядела его эмбарр. Странно, что он сам Кеннета пропустил. Хотя горная Альба всегда оставалась землей Неблагого двора, землей Кайлих и ее родичей, тогда как Эрин, Эйре, Ирландия – вотчина двора Благого.
Но не о том были мысли Диху, иное его тревожило. Первое: кто же третий? Дочь Ллира ясно дала понять: ей ведом носитель третьего Дара, она знает, где его искать. Но знанием этим делиться, похоже, не намерена. Но есть и вторая тревога, еще важнее…
Он посмотрел на Неблагую – все такую же яростную, но еще более прекрасную, чем в его воспоминаниях – и покачал головой. Ее опасения напрасны. Велунд или его альфар не захотят отнять Кайтлин. К чему им смертное дитя, если рядом будет сама Кайлих?
– Ты и впрямь так считаешь, Диху-льстец? – неожиданно спросила она так, словно ответила на его мысли. Впрочем, дочери Ллира не впервой было демонстрировать проницательность, а его собственные мысли, верно, отпечатались у него на лице.
– Ты – прекраснейшая из дочерей Неблагого двора, – напомнил Диху. – Лишь Этне могла превзойти свою мать. Альфары же несдержанны и завистливы, а Велунд – первый среди них. Скольких дев он опорочил, вспомни.
– Возможно. – Кайлих кивнула. – Но я не дева, и опорочить меня куда как сложно. Не так ли?
– Так. Но их будет гораздо больше, чем нас. Нас только двое, и смертные нам не помощники. Устоим ли, если Велунд замыслит недоброе?
– Велунд всегда что-то подобное замысливает. – Сида фыркнула и пристукнула копьем. – Но Велунд – не тот, кто может отвратить меня от задуманного. А тебя?
– А я тем паче не дева. – Диху пожал плечами. – Значит, и Велунда мне бояться нечего. Ладно, – он огляделся, – где ты хочешь устроить вход?
– А хоть бы и здесь. – Сида подошла ближе к скале, прижалась к черному камню и ласкающими движениями погладила холодную поверхность. – Гляди! Он уже сам готов расступиться.
Диху вздохнул. Кайлих оставалась Кайлих. Даже ледяная скала во мраке Тролльхейма не смела отказать Неблагой сиде, если той вздумалось о чем-то просить. Может, потому, что даже камню было известно: после просьб Кайлих переходила не к приказам, а сразу к насилию.
Он положил руку на камень, стараясь не касаться руки Неблагой, но Кайлих, дернув уголком губ, сама накрыла его ладонь своей. Узоры Силы, сиявшие на коже женщины, расплелись, словно разбуженные змеи, и медленно поползли, стекая с пальцев сиды, заставляя сиять и петь каждую трещинку, каждую морщинку древней скалы. Зеленое серебро Силы Кайлих сливалось с его собственным солнечно-огненным золотом. Как тогда. Как всегда. Как и должно было быть до конца времен, если бы…
– Вот только бесплодных сожалений сейчас не надо! – прошипела Неблагая, отдергивая руку. Словно обожглась.
Но начертанный общей Силой узор на скале никуда не делся, конечно. Оставалось лишь придать ему форму. И постучать.
– Молви «друг» и войди, – пробормотал Диху, изумленно рассматривая неожиданный результат. Долгое общение с эмбарр, ее сумбурные мысли и странные ассоциации, а может, погружение в ее мир или в те сказки, которыми дева забивала себе голову, или еще что-то, но…
