– Это только начало. – Он указал пальцем на кровать. – Садись. Я уже придумал, что скажу, и теперь хочу, чтобы ты была рядом.
Клео подошла и села на самый краешек кровати, накрытой покрывалом с розами. Сложила руки на коленях. Вздохнула. Сглотнула:
– Я слушаю.
Джек потер затылок:
– Я встречался со своей половинкой нашего подлого дуэта.
От удивления Клео часто заморгала. Никогда ни один из них не пытался узнать местонахождение глубокоуважаемых сбежавших родителей.
– Зачем?
– Взгляни на это и скажи, что думаешь. – Джек протянул ей смятое фото, нагревшееся от лежания в его кармане.
Она увидела красивого темноволосого мужчину с ямочкой на подбородке.
– Вылитый ты, – медленно проговорила Клео, сравнивая мужчину и Джека. – Твой родственник?
– Мой биологический отец. Умер больше двадцати восьми лет назад.
Шок. Она была не в силах поверить в то, что их обоих предали.
– Джерри… Джерри не твой отец? – Каждое слово ей приходилось выдавливать из себя.
– Нет. Джерри оставил мне кое-какую информацию. Надо было ее проверить.
Холодный невыразительный тон, глаза как из обсидиана. Такого Джека Клео еще не видела.
– Какую информацию? Джек, ты меня пугаешь.
– Вот именно поэтому я тебе ничего и не сказал. Меня она тоже напугала. Он поведал, что моя мать общалась с твоим отцом незадолго до того, как я родился. Мне надо было наверняка убедиться в том, что это ложь.
Мгновение Клео думала и делала выводы.
– Он думал, что мой отец и твой отец тоже? – Во рту было так сухо, что она с трудом говорила. Грудь сдавило.
– Он так не думал. – Лицо Джека стало суровее. – Джерри просто нравилось издеваться надо мной. Таким образом наказывал меня за свою стерильность и за то, что много лет воспитывал чужого ребенка.
– О! – Сочувствие к преданному Джеку, усиливаясь, росло как снежный ком в сердце, и вскоре там не осталось места для Джерри.
– И еще кое-что… – Джек поставил фотографию на ночной столик возле кровати Клео. – Я не был с тобой откровенен. Одна из причин, по которой я не рассказывал о прошедших годах, заключается в том, что эти годы были не из приятных.
– Ничего, – подбодрила Клео и придвинулась ближе. – Я хочу знать. Все.
Он потер рукой лицо:
– Модным фотографом в Риме я проработал всего два года. А потом уехал в командировку на Ближний Восток. Своими глазами видел, что война делает с семьями, детьми, жизнями. И это так на меня подействовало, что я остался помогать с восстановлением.
Клео нахмурилась:
– Но Скотт сказал, что ты был в Риме, когда он с тобой связался.
Джек кивнул:
– Я был в больнице, когда он позвонил.
Огнестрельная рана. Он был в зоне военных действий. Пыльная пустыня, ужасные звуки стрельбы, запах горячего металла, холодные объятия страха. Клео очень живо все представила и на одно жуткое мгновение оказалась вместе с Джеком в том страшном месте, больше похожем на ад.
Взволнованная, она не могла сидеть спокойно, вскочила и стала мерить шагами комнату. Клео почти обвинила Джека в том, что он был с другой женщиной, когда увидела его плечо, а он ни слова не сказал в свое оправдание. Захотелось отвесить хороший пинок по его сексуальной и очень упрямой заднице.
Она повернулась к нему лицом, в сердце кипели злость и гордость, восхищение и любовь.
– Глупый, упрямый мужчина. Ты был в опасности, а я…
Джек пожал плечами, как бы извиняясь:
– Ты предпочла бы, чтобы я ушел, сделав вид, что ничего не заметил?
Какая ирония! Клео чуть не рассмеялась:
– Разве не так ты поступил со мной, с нами? – Ее разрывало на части, но она смогла протолкнуть слова сквозь ком в горле. – Разве не это ты собираешься сделать сейчас?
Джек отрицательно покачал головой, глядя на Клео, она утонула в чувственном тепле его взгляда, как в глубокой реке.
– Сейчас я сделаю то, что хотел сделать очень-очень давно.
Глава 12
Ей не нужны были слова, чтобы понять его желания. Они займутся любовью. Медленно и очень нежно. Именно об этом полжизни мечтала Клео.
Почему же ей хотелось плакать? Потому что такая любовь шла от самого сердца. Ну, по крайней мере, так писали в книжках. Такая любовь шла вместе с искренними чувствами и нежной привязанностью.
Но Джек не верил ни в любовь, ни в привязанность.
Клео верила в любовь. И, несмотря на трудное детство, верила в привязанность. И теперь очень хотела показать Джеку, как любовь залечивает старые раны. Очень хотела выпустить на свободу то, что он скрыл от всего света. Дать ему повод остаться.
И снова признаться в любви, только теперь без злости.
И услышать то же самое в ответ.
На глаза навернулись слезы, Клео заморгала. Спокойствие исчезло, Джек наморщил лоб:
– Что-то не так?
Однозначно. Совершенно точно. «Будет слишком больно, когда ты уйдешь». Клео сглотнула боль, стоявшую в горле комом, и выдавила:
– Ты очень умный, сам все поймешь.
Он посмотрел на нее с мольбой:
– Ни черта в голову не приходит. Или, может, я ошибся той ночью.
Клео сидела слишком далеко, чтобы прикоснуться к нему, но достаточно близко, чтобы чувствовать теплый запах его кожи и видеть царапины на медальоне и серебристый отблеск в глазах.
– Той ночью, когда мы занимались любовью, я думала… – «Я думала, что ты меня любишь». Она покачала головой. Наивные и глупые мечты. – Я не думала. Мы оба не думали.
– Не всегда нужно очень серьезно все обдумывать, – мягко заметил Джек и прикоснулся к ней.
Наверное, в этом и заключается горькая правда. Клео отодвинулась еще дальше:
– Я не знаю, как в это играть. Отношения не самая сильная моя сторона.
Джек наклонился к ней:
– Давай начнем с того, что ты пересядешь ближе.
Клео замешкалась, раздираемая желанием броситься к нему и убежать. Ни то ни другое не принесло бы желаемого облегчения.
– Иди сюда, Златовласка. – В голосе Джека слышался вызов. – Или боишься?
– Ты играешь нечестно, Джек.
– Клео, – тихая боль омрачала его взгляд, – ты исцелила меня, оттолкнула, соблазнила и отвергла. А теперь просто убиваешь.
И это не вызов, не испытание. Это мольба, от которой сердце Клео сжалось. Она снова осторожно села на край кровати. Глупо думать, что с другими женщинами у него все происходило как-то иначе. Ах, если бы только она могла переубедить его!
