Бароны Артуа стояли, гордо выпрямившись, и по их освещенным радостью лицам видно было, что еще минута – и они наградят ликующими криками Робера, как если бы он был прославленным менестрелем, исполнявшим песнь о герое.
– Если вы осмелитесь, государь, – продолжал Робер, переходя от яростных обвинений к насмешкам, – если вам достанет храбрости затронуть интересы мэтра Тьерри, отнять у него хоть частицу украденного, если вы тронете хоть ноготь на мизинце самого последнего из его племянников, это будет с вашей стороны, государь, непростительной неосторожностью! Графиня Маго уже сейчас выставила когти и готова плюнуть в лик божий. Ибо клятвы, которые она произносила при вашей коронации, и уважение к вам, которое она не раз выказывала, преклонив колено, – звук пустой по сравнению с верноподданническими чувствами в отношении мэтра Тьерри, ибо, по сути дела, он, и только он, настоящий ее владыка!
Робер закончил свою тираду. Графиня Маго не пошевелилась. Тетка и племянник впились друг в друга взглядом.
– Ложь и клевета текут из твоих уст, Робер, подобно слюне, – спокойно произнесла графиня. – Берегись, как бы тебе не прикусить собственный язычок, а то, чего доброго, помрешь.
– Замолчите, мадам, – вдруг заорал Сварливый, которому не хотелось уступить в накале ярости своему кузену. – Сейчас же замолчите! Вы меня обманули! Запрещаю вам возвращаться в Артуа, прежде чем вы не скрепите своей подписью соглашение, которое я принял, и весьма хорошее соглашение, как все утверждают. Повелеваю вам жить только в Париже или в Конфлане, и нигде более. На сегодня хватит. Совет закрывается.
Сильный приступ кашля прервал его речь, и он скрючился на троне.
«Сдохни же!» – прошипела Маго сквозь зубы.
Граф Пуатье не произнес ни слова. Он сидел, покачивая ногой и задумчиво поглаживал подбородок.
Часть третья
Срок кометы
Глава I
Новый хозяин Нофля
Во второй четверг после дня Богоявления, когда обычно начинаются ярмарки, в отделении банкирского дома Толомеи, что в Нофле-ле-Вье, царила великая суета. Весь дом от чердака до подвала чистили и мыли, словно ожидая посещения августейшего гостя; деревенский живописец толстым слоем краски покрывал входные двери; протирали мелом железные уголки сундуков, заблестевшие ярче серебра; прошлись щеткой по всем закоулкам, смахнув паутину; белили известкой стены, натирали воском прилавки; и приказчики, обслуживая клиентов, гневались, не находя на привычных местах книг записей, весов и бирок для счета.
Молоденькая девица лет семнадцати, статная, красивая, с румяным от мороза личиком, переступила порог и остановилась, удивленная всей этой суматохой. Камлотовый песочного цвета плащ, окутывавший ее стройную фигурку и скрепленный у ворота серебряной пряжкой, свидетельствовал, как и все ее манеры, что девушка эта была из благородной семьи. Завидев ее, толпившиеся в конторе горожане скинули шапки.
– Ах, мадемуазель Мари! – воскликнул Рикар, главный приказчик отделения. – Честь и место! Входите, входите, погрейтесь. Ваша корзиночка, как и всегда, ждет вас, но со всеми этими уборками я запер ее от греха в соседней комнате.
И, обратившись к здоровенному крестьянину, который просил обменять ему луидор на мелкую серебряную монету, он добавил:
– Хорошо, хорошо, сейчас вами займутся, мэтр Гиймар.
Он обернулся к своему подручному и крикнул:
– Интон! Займись-ка мэтром Гиймаром.
Рикар провел девушку в соседнюю комнату, общий зал для служащих банка, где сейчас ярко пылал камин. Из стенного шкафа он извлек ивовую корзинку, прикрытую холстом.
– Орехи, масло, свежее сало, пряности, пшеничная мука, сухой горошек и три большие колбасы, – перечислял он. – Пока у нас имеется хоть кусок хлеба, вам тоже будет что покушать, таков приказ мессира Гуччо. И все это я, как договорено, занес на счет… Зима что-то затянулась, и боюсь, чтобы к весне не начался голод, как в прошлом году. Но сейчас мы хоть будем иметь провизию.
Мари взяла корзиночку.
– А письма нет? – спросила она.
Главный приказчик – наполовину итальянец, наполовину француз, звавшийся в действительности Рикардо, – с притворно грустным видом покачал головой:
– Нету, мадемуазель, на сей раз нету письма!
Увидев разочарование, отразившееся на личике Мари, он добавил с улыбкой:
– Письма нету, зато есть хорошая новость!
– Он выздоровел? – воскликнула девушка.
– А ради чего же, скажите на милость, мы в середине января взялись за уборку, когда, как вам известно, покраску и побелку раньше апреля не делают?
– Рикар, неужели это правда? Ваш хозяин приезжает?
– Конечно же, Santo Dio
[7]
, приезжает, он уже в Париже и известил нас, что прибудет сюда завтра. Уж больно ему не терпится попасть в наши края, он, слыхать, едет даже без остановок.
– Как я счастлива! До чего же я рада, что снова его увижу!
Но тут Мари спохватилась – подобное проявление радости могло быть сочтено за нескромность – и поспешно добавила:
– Вся наша семья будет рада вновь его увидеть.
– Это уж само собой разумеется, да только у меня что-то ухо нынче разболелось, а тут еще эта ярмарка. Ни к чему мне лишние заботы! Подождите-ка, мадемуазель Мари, я хочу знать ваше мнение насчет горницы, которую мы ему приготовили, и вы мне откровенно скажите, по вкусу она вам или нет.
Он провел Мари во второй этаж и, открыв дверь, показал ей довольно просторную горницу, правда, низкую, зато с навощенными до блеска потолочными балками. В горнице стояла топорно сделанная дубовая мебель, узенькая кроватка, покрытая красивым покрывалом из итальянской парчи, немного оловянной посуды и подсвечник. Мари внимательно оглядела комнату.
– По-моему, очень мило, – произнесла она. – Но я думаю, я надеюсь, что ваш хозяин вскоре переберется в замок.
Рикар снова улыбнулся.
– И я тоже надеюсь, – ответил он. – Все вокруг, уверяю вас, заинтригованы неожиданным приездом мессира Гуччо и его намерением здесь поселиться. Со вчерашнего дня народ к нам под любым предлогом валом валит и беспокоят нас по пустякам, будто никто в городе не может отсчитать на су двенадцать денье. А все затем, чтобы поглазеть на наши хлопоты и в сотый раз спросить, почему, мол, мы все это затеяли. Надо вам сказать, что с тех пор, как мессир Гуччо прогнал отсюда прево Портфрюи, от которого мы все немало натерпелись, его в наших краях очень полюбили. Готовятся устроить ему встречу, и я по всему вижу, что он будет настоящим хозяином Нофля… после ваших братьев, разумеется, – добавил Рикар, провожая гостью до садовой калитки.
Никогда еще дорога от Нофля до замка Крессэ не казалась Мари такой короткой. «Приезжает… приезжает… приезжает, – перепрыгивая через колеи, твердила она про себя, словно припев. – Он приезжает, он меня любит, и скоро мы поженимся. И он будет хозяином Нофля». Корзинка с припасами стала вдруг совсем невесомой.
