– Восемь, – ответил Филипп. Затем, выдержав многозначительную паузу, добавил: – Не исключена возможность, что Жанне достанется графство Бургундское, унаследованное ею от матери.
Эд вскинул голову, как конь, почуявший овес. С давних пор, еще со времен Робера I, внука Гуго Капета, слияние двух Бургундий – графства и герцогства – было заветной мечтой наследных герцогов. Объединить оба двора – Дольский и Дижонский, владеть территорией от Оксера до Понтарлье и от Макона до Безансона, претендовать на власть во Франции, равно как и в Священной империи, ибо Бургундия была пфальцграфством, – возможно ли, что это чудо сбудется? Теперь, в сущности, бургундцы могут подумать о восстановлении под своей эгидой империи Карла Великого.
Людовик д'Эвре не мог не восхититься отважным шагом племянника: партия казалась безнадежно проигранной, и вдруг такой дерзкий удар! Но дядя понял, к чему клонит племянник: ведь в приданое дочери он отвел не свои земли, а земли тещи. Графине Маго дали графство Артуа в ущерб прямым интересам Робера, и дали лишь затем, чтобы она отказалась от графства Бургундского, а графство это получил Филипп в приданое за женой, чтобы можно было домогаться избрания в императоры. Теперь Филипп метит на французский престол, или, на худой конец, ему обеспечены десять лет регентства; графство Бургундское в таких условиях не слишком его интересует, лишь бы оно досталось вассалу, что и произошло.
– Не могу ли я увидеть вашу дочь? – решительно спросил Эд, не считавший нужным в данном случае запрашивать согласия и совета матушки.
– Вы ее только что видели, кузен, за обедом.
– Конечно, видел, но не разглядел… То есть я хочу сказать, что не смотрел на нее как на свою нареченную.
Послали за Жанной, старшей дочкой Филиппа, которая играла в кошки-мышки со своими сестрами
{30} и многочисленными кузенами и кузинами.
– Что им от меня надо? Оставьте меня в покое, я хочу играть! – крикнула девочка и побежала к конюшням вдогонку за дофинчиком.
– Вас зовет ваш батюшка.
Жанна успела догнать маленького Гига, с криком: «Кошка!» – хлопнула его по спине и, надувшись, пошла за камергером, который повел ее за руку.
Так, еще не отдышавшаяся, потная, растрепанная, в расшитом золотом, изрядно запылившемся платьице, и предстала она перед кузеном Эдом, перед своим женихом, который был старше невесты на целых двадцать семь лет. Худенькая девочка, ни хорошенькая, ни дурнушка, не могла даже подозревать, что сейчас решается ее судьба, неотделимая от судьбы французского престола… Бывает, поглядишь на малого ребенка и сразу видишь, каким он станет позже; а тут и видеть-то было нечего… Эд видел только Бургундию в сиянии мечты.
Кто спорит, графство вещь прекрасная; но, с другой стороны, вполне могут подсунуть в спешке жену-калеку. «Если у нее прямые ножки – соглашусь», – решил про себя Эд Бургундский. Уж кто-кто, а он имел все основания опасаться такого коварства, ведь сумели же они сами подсунуть Филиппу Валуа младшую сестру его и Маргариты Наваррской, у которой одна нога была короче другой
{31}. Эта хромота сыграла не последнюю роль в теперешней взаимной ненависти Валуа и герцогов Бургундских. Поэтому требование Эда, чтобы девочка подняла юбочку, никого не удивило: он посмотрит, прямые у нее ножки или нет. Ножки оказались худенькими как палочки, ни икр, ни ляжек – видно, пошла в отца. Зато ничего не скажешь – прямые.
– Вы правы, кузен, – заявил герцог. – По-моему, тоже – это хороший способ скрепить нашу дружбу.
– Вот видите! – сказал Пуатье. – Так к чему же нам ссориться? Отныне я буду называть вас зятем.
И обнял зятя, который на двенадцать лет был старше тестя.
– А теперь, дочь моя, поцелуйте вашего жениха, – обратился Филипп к Жанне.
– Ой, значит, теперь он мой жених! – воскликнула девочка.
И горделиво выпрямила свой худенький стан.
– Как хорошо! – добавила она. – Мой жених гораздо выше, чем дофинчик.
«До чего же я разумно поступил, – думал тем временем Филипп, – что отдал в прошлом месяце дофину младшую дочку и не распорядился раньше времени судьбой Жанны, а следовательно, и графством!»
Пришлось герцогу Бургундскому поднять свою будущую супругу, и она запечатлела на его лице поцелуй, вернее, просто обслюнявила ему щеку. Как только он опустил свою нареченную на землю, она вихрем помчалась во двор, где играли дети, и гордо объявила:
– Я теперь невеста!
Игры разом прекратились.
– И жених у меня вовсе не такой малышка, как у тебя, – попрекнула она сестру, указывая на Гига. – Мой большой, как наш папа.
И заметив крошку Жанну Наваррскую, которая хмуро стояла в стороне, невеста добавила:
– Теперь я буду твоя тетя.
– Почему тетя? – удивилась сиротка.
– Потому что выйду замуж за твоего дядю Эда.
Одна из младших дочерей графа Валуа, которой не было и семи лет, но которую чуть ли не с пеленок научили пересказывать все старшим, бросилась в замок и отыскала там своего батюшку. Карл Валуа сидел в задних покоях с Бланкой Бретонской и кое с кем из преданных ему сеньоров и вел с ними оживленную беседу, очевидно готовя новый комплот, но тут появилась дочка и пересказала все, о чем говорилось на заднем дворе. Карл вскочил, ударом ноги отбросил стул и, сбычившись, пошел в залу, где сидел регент.
– Ах, дорогой мой дядюшка, вас-то нам и недоставало! – воскликнул Филипп Пуатье. – Я как раз собирался послать за вами – хотел попросить вас быть свидетелем нашего договора.
И он протянул Карлу договор, только что составленный Милем де Нуайэ:
