– А из-за чего вчера скандал случился?
– Боже мой, да не из-за чего, – сморщившись, сказала Ляля. – Самая обыкновенная свара! Валерия Дорожкина по ним большая мастерица.
Она потянула дверь и пропустила их вперед:
– Юрий Иванович, Юрий Иванович! – Она выговаривала «Юриваныч». – К вам пришли!
Дверь из приемной, где давеча за шкафом рыдала Кузина Бетси, в директорский кабинет была распахнута и подперта фигуркой чугунного бульдога, чтобы не захлопывалась, и за ней происходило какое-то движение, как будто Юриваныч бегал туда-сюда.
– Мы к вам!
Директор стоял возле высокого книжного шкафа и на пол выбрасывал из него книги. Выбросив некоторую часть, он перебежал к столу, выдвинул ящик, полный бумаг, вывернул его на ковер, стал перед ним на колени и начал перебирать бумаги.
– Юриваныч, – едва выговорила Ляля, – вы… что?!
– Может, помочь? – сунулся Федя Величковский. Он мигом содрал куртку с плеч, подбежал к директору и присел на корточки. – Что мы ищем?
Лукин мельком взглянул на доброжелательную и заинтересованную Федину физиономию, но, кажется, его не заметил.
– Ляля, родимая ты моя! – Голос у него дрожал. Озеров подумал быстро, что бутыль с нашатырем далеко, в костюмерной. Послать, что ли, Федю? – Где же они? Все обыскал – нету!
– Что? Что вы потеряли?!
– Деньги, – сказал Юрий Иванович и странно перекосился, как будто делал усилия, чтобы не зарыдать. – Все деньги пропали!
– Подождите, какие деньги? – Это Озеров спросил.
Директор боком сел к столу и сорвал с переносицы захватанные очки.
– Вы кто? Вы ко мне? Я не могу, я сейчас не принимаю! Ляля, деньги украли!
Он вскочил и побежал к книжному шкафу – Озеров посторонился, пропуская его.
Ляля вдруг сообразила, ахнула и двумя руками прижала ко рту платок:
– Те?! Те деньги, Юрий Иванович?
Он несколько раз с силой кивнул. Книги с глухим стуком падали на пол. Озеров понимал, что случилась какая-то новая катастрофа, не хуже вчерашней.
– Тук-тук! Можно к вам, Юрий Иванович?
Максим прошагал к двери и аккуратно прикрыл ее перед носом посетительницы.
– Чуть попозже зайдите. У нас совещание.
После чего взял директора под руку, подтащил к креслу и силой усадил. Лукин порывался вскочить.
– Я Максим Озеров, я должен записывать у вас спектакль. Объясните, что случилось.
Федя Величковский из невесть откуда взявшейся темной бутылочки накапал в кружку вонючих капель и сверху долил воды. Директор выхватил у него кружку, глотнул, поперхнулся и стал кашлять. Ляля проворно копалась в бумажных завалах.
– Деньги, – прокашлял директор. Лысина у него побагровела. – У меня в сейфе лежали деньги, пять пачечек!.. Банковские пачки, запечатанные. До вчерашнего дня на месте были, а сейчас… пропали! Пропали! Может, я их переложил?.. Да не перекладывал я! Ляля, родимая, ведь пятьсот тысяч!..
– Вы точно не перекладывали, Юриваныч?
– Вроде нет! Да нет, зачем я их буду куда-то перекладывать?!
– В этом сейфе они лежали?
Директор горестно покивал:
– В самом дальнем уголке. Вон за теми папками! А теперь там пусто! Пропали, украли! Ляля, что мы будем делать?!
Максим подошел и посмотрел внутрь большого несгораемого шкафа. И Федя подошел и заглянул. И туда-сюда покачал бронированную дверь.
– У кого еще есть ключи?
– Какие ключи? Ах, ключи! Дома у меня запасные и еще у главного режиссера были, а больше ни у кого! Даже у Тамары Васильевны нету. Мальчики, что теперь нам делать?
Озеров сел за стол напротив директора и сказал очень спокойно и твердо:
– Давайте обсудим ситуацию. – Когда он говорил так спокойно и твердо, его все слушались и приходили в себя. – Вчера вечером деньги, пятьсот тысяч рублей, были на месте. Правильно я понимаю?
– Абсолютно, совершенно, родимый мой.
– Сегодня вы пришли в кабинет, и… что? Сейф был взломан?
– Боже сохрани, ничего не взломан, в полном порядке сейф. Он был заперт, я его открыл вот этими самыми ключами, – Юрий Иванович показал на связку, которая болталась в замочной скважине. – Я вынул личное дело Бочкина, просто чтобы подготовиться к составлению некролога…
– Как, Бочкин тоже умер? – издалека удивился Федя.
– Боже мой, Бочкин – наш главный режиссер! Он вчера трагически скончался. Виталий Васильевич Бочкин.
– Верховенцев это псевдоним, – объяснила Ляля.
От всех потрясений, случившихся за последние сутки, ее не держали ноги. Она присела на первый попавшийся стул, взяла кружку, из которой пил директор, и тоже сделала несколько глотков.
– Вы не понимаете, Максим Викторович, – вдруг сказал директор, и Озеров удивился, что Юрий Иванович его вспомнил. – Вы не до конца понимаете. Эти деньги… не простые, золотые они. Вот так и есть. Мне их передал один меценат, очень большой человек в области. Он наш покровитель. Не просто так передал, не с глазу на глаз, а прилюдно, на собрании!..
– Это деньги на ремонт крыши, – пояснила Ляля. – У нас крыша в очень плохом состоянии, а бюджет… сами знаете, какой у театров бюджет. Нас весной стало затапливать, так мы всем театром декорации спасали, архивы. По ночам дежурили.
– Все лето деньги искали, кланялись, просили. Это непросто, никто не дает. Я и в мэрию, и в администрацию, – Юрий Иванович горестно махнул рукой. – Никто раскошеливаться не хотел! А этот… дал! Полмиллиона тютелька в тютельку! Мы до снега хотели работы провести, начали уже, и тут!.. Главное, вы понимаете, я и не заметил, что их нет. Я личное дело достал, и только пото-ом!..
– Если сейф не взломан, значит, его открыли ключами, – сказал Федя Величковский. Он как будто обнюхивал толстую дверь, потом засунул голову внутрь. – Ваши запасные ключи на месте? Дома?
– Родимый ты мой, откуда ж я знаю!
– А ключи режиссера Бочкина? То есть Верховенцева?
– Так его же в морг вчера забрали. Господи, какое несчастье, какое несчастье!
– Юрий Иванович, надо специалистов вызвать, – предложил Озеров с сочувствием. – Компетентные органы.
– Не могу я органы вызывать, Максим Викторович. – Директор стал галстуком протирать очки. – Никак не могу. Это дело тонкое. Меценат наш не простит. Он и так не простит, а если уж я полицию подключу! Он ведь, понимаете, мне из рук в руки их отдал. Без всяких расписок, записок. Он человек такой… особенный, непростой.
– Бандит? – уточнил Федя Величковский, хотя все было и так понятно.
Юрий Иванович грустно нацепил очки.
– Непростой человек, – повторил он. – Очень любит наш театр. В трудовую книжку я к нему, знаете, не заглядывал, что именно там значится, бандит или депутат! Не знаю и знать не желаю. Он нам всегда помогает. Он всегда участвует! А тут такое неуважение, такая катавасия! Полмиллиона, шутка ли!..
