– Теперь вы с нами будете репетировать, Федор? Заставите еще раз читать пьесу, которую мы сто раз играли, как будто мы художественная самодеятельность при заводе? – спросила прима.
Хлопнула тяжелая входная дверь, по коридору прошел сквозняк, и появилась незнакомая женщина в темном бесформенном пальто и черном деревенском платке. Торжественный вахтер дядя Вася встал за своей конторкой и поклонился ей.
– Здравствуйте, – прошелестела женщина. – Можно я пройду?
Дядя Вася закивал и сделал приглашающий жест.
Валерия Дорожкина внезапно куда-то исчезла. Федя не понял куда, из коридора было решительно некуда деться! Он даже головой по сторонам покрутил – нет Валерии, растворилась, дематериализовалась!.. Роман продолжал изучать доску приказов, потом повернулся и пошел в ту сторону, откуда они только что пришли вместе с исчезнувшей Валерией.
…Чудеса какие-то.
– Дядя Вася, кто это? – шепотом спросила Василиса у вахтера. Тот махнул рукой.
– Лариса Николаевна, кто ж еще!.. К Юриванычу, он утречком упреждал, что приедет она. Ох, грехи наши тяжкие…
Федя поймал Василису за подол куртки и придержал, пока женщина не скрылась за поворотом коридора.
– Кто она такая?
– Жена Виталия Васильевича. Как это я ее не узнала?.. Она всегда на все премьеры и на праздники в театре…
Федя кинулся почти бегом и на лестнице позвал громко:
– Лариса Николаевна!
Василиса замерла. Женщина обернулась.
– Меня зовут Федор Величковский, я из Москвы. Я… журналист и хочу написать о вашем муже и его работах. Вы сможете мне… рассказать?
Лариса Николаевна вздохнула, разглядывая Федю. Василиса была уверена, что она сейчас прогонит его, закричит, заплачет, и выйдет безобразная сцена. Но ничего такого не произошло.
– Отчего же не рассказать, – как бы раздумывая, проговорила она. – Расскажу. Только прямо сейчас мне к директору надо.
– Мы вас проводим!
Она улыбнулась. У нее была очень хорошая улыбка и молодые белые зубы.
– Да я и сама дорогу знаю. Но если хотите, проводите.
– Федя, – прошипела Василиса, – я не пойду к директору!..
Но ему некогда было возиться с ней. Он взял ее за руку и не отпускал. В приемной толпились какие-то люди, дверь в кабинет Юриваныча оказалась распахнута настежь, и слышно было, как он там разговаривает, довольно громко.
Федя помог вдове снять пальто – все в приемной затихли и смотрели, не отрываясь. Он пропустил Ларису Николаевну в кабинет и плотно закрыл за собой дверь. Василиса осталась в приемной.
Юрий Иванович наскоро попрощался, бросил телефонную трубку, выбрался из-за стола и обнял жену Верховенцева. То есть вдову Верховенцева.
– Молодец, что пришла, – сказал он, близко глядя ей в лицо. – Ты вообще дома не сиди, не сиди! Ты в театр приходи, я тебе тут дело в два счета найду.
– Не хочу я в театр, Юра. Ты же все знаешь.
Юриваныч горестно покивал. Федю они не замечали.
– Ты присядь, присядь. Вот сюда. Может, чайку попьешь? У нас Ленка такой чай заваривает, с имбирем! Говорят, он сил прибавляет, но у меня только сердцебиение от него. Попьешь?.. Или коньячку лучше?
– Юр, ну что ты? Я его терпеть не могу, коньяк этот, с самой юности.
– Да знаю, знаю я!.. Тогда чаю! Феденька, родимый, скажи в приемной, чтобы чайку нам погорячее. Скажешь?..
Федя кивнул. Оказывается, все они замечали!..
В приемной Федя сказал про чай, подумал и вернуться в кабинет все же не решился, хотя ему очень хотелось послушать, о чем станут говорить директор и вдова режиссера. Он приткнулся на стул возле окна, написал длинную эсэмэску матери, потом – короткую – отцу и напоследок смешную брату и сунул телефон в наколенный карман безразмерных брезентовых штанищ. Василисы не было, ушла, конечно, вообще все разошлись, остались только секретарша и полная дама с высокой прической. Дама куталась в пуховую шаль, и от одного взгляда на эту шаль Федю неудержимо тянуло чихать.
– …так мне ее жаль, так жаль бедняжку!.. Остаться на пятом десятке у разбитого корыта!
– Ничего, на работу пойдет.
– На какую работу? Кто ей даст работу? Она всю жизнь за мужем прожила! А ведь была когда-то неплохая артистка. Помнишь, у Германа снималась! Как фильм-то назывался?
– Нет, не скажу, не вспомню.
– А сейчас! Кому она нужна?
Федя почесал нос, чтобы не чихнуть.
– Может, Юриваныч придумает что-нибудь.
– Ах, что он может придумать! – Дама в шали закатила глаза. – На твое место ее посадит? Или, может, на мое, в бухгалтерию?
– А наследство? Наверняка что-то осталось.
– У кого?! У Виталия?! Да что ты, Леночка, он все, что имел, тратил на эту свою!.. И ведь столько лет! Где там остаться, небось одни долги.
– Да, да, это я не подумала…
Феде было неловко, стыдно, но он продолжал смотреть в окно на Большую Покровку и старые липы в снегу и слушать, стараясь ничего не пропустить.
Он был уверен, что вдова режиссера пробудет в кабинете долго, и настроился на длительное сидение, но дверь неожиданно распахнулась, дамы отшатнулись друг от друга, как застигнутые врасплох, и на пороге показались Лариса Николаевна и Юриваныч. Он провожал ее.
Федя вскочил.
– Ты в любую минуту и мне, и Тане!.. И приходи хоть каждый день!
– Хорошо, Юра, спасибо. Ты не провожай меня, не нужно. Я не хочу.
– Вот молодой человек проводит.
– Я провожу, – с готовностью согласился Федя.
Лариса Николаевна посмотрела на него, хотела что-то сказать, но не стала. На ходу натягивая куртку, Федя следом за ней спустился по лестнице, придержал тяжелую дверь, соображая, куда именно он должен ее проводить – до остановки или, может, до дома?..
– Вон моя машина, – сказала вдова режиссера и показала куда-то рукой. – Дальше можно не провожать.
– Поговорите со мной, – попросил Федя серьезно.
– Прямо сейчас?
– В любое время.
Она вдруг опять улыбнулась.
– Ну, давайте сейчас. Чем сейчас хуже, чем потом? Ничем не хуже, правда?
Он кивнул. Машина его удивила – это был не новый, но очень солидный английский внедорожник на широких устойчивых колесах. Вдова в черном деревенском платке и мятом пальто открыла Феде дверь, уселась на водительское место и завела мотор.
– Вы ведь никакой не журналист и писать о Виталии Васильевиче ничего не станете?
– Я сценарист, – признался Федя, – работаю на «Российском радио». Делаю радиопостановки. Мы приехали…
