— Думаю, я это могу.
Он вернулся обратно в сторожку, и Энди через открытую дверь видела, как он набирает номер и с кем-то говорит. Вернувшись, он сразу потянулся к кнопке, открывавшей электрические ворота.
— Я не говорил с мистером Рэтлифом, но Грэйси разрешила вас впустить.
— Спасибо вам большое.
Она нажала на педаль и заехала внутрь. Дом и прилегающие постройки казались покинутыми. Не было видно работников и фермеров, обычно снующих днем туда-сюда. Даже скот, пасшийся на склонах холмов, был странно неподвижным. Еще до того, как она протянула руку к звонку, дверь распахнулась ей навстречу, и Грэйси бросилась Энди на шею.
— Боже, благослови тебя за то, что ты пришла именно сейчас, Энди. Не знаю, что бы я с ним делала без тебя. Он в своем кабинете и, похоже, пьет. Он так здорово держался, но, как только все уехали, будто с цепи сорвался — ничего не ест и практически бросил в меня поднос, когда я зашла с тарелками в комнату. Если бы парень не был таким огромным, я бы задала ему взбучку за гадкое поведение. Ты ведь зайдешь и поговоришь с ним, правда?
Энди с внутренней дрожью посмотрела на дверь, ведущую в кабинет Лайона.
— Не думаю, что я тут смогу чем-то помочь, Грэйси. Я последняя, кого он хочет видеть.
— У меня на этот счет другое мнение. Я думаю, это из-за твоего отъезда он такой.
Шокированная, Энди повернулась к экономке:
— Он только что потерял отца.
— Он ожидал этого каждый день весь последний год. Без сомнений, ему от этого плохо, но вести себя так — просто ненормально для мужчины. У него разбито сердце, и не только из-за смерти генерала. — Ее нижняя губа задрожала, и Энди потянулась к женщине, чтобы обнять ее.
— Мне очень жаль, Грэйси. Я знаю, как ты любила генерала.
— Любила и буду скучать по нему. Но я рада, что все мучения для него окончены. А теперь, прошу, зайди к Лайону. Он тот, за кого я действительно тревожусь.
Энди положила свою сумочку и неподписанный документ на столик в холле.
— Говоришь, он пьет и отказывается от еды?
— Ни кусочка в рот не взял с… я даже не помню, с каких пор.
— Что ж, обо всем по порядку. Принеси то, что ты приготовила для него.
Грэйси вернулась через пару минут, неся в руках поднос с холодной курицей, картофельным и овощным салатом и бутербродами с маслом. Энди взяла его у нее из рук и подошла к двери.
— Открой, пожалуйста.
Грэйси выполнила ее просьбу и быстро отступила назад, как если бы ожидала, что по ней вот-вот откроют огонь. Энди шагнула в темную комнату, дверь за ней закрылась с мягким щелчком. Тяжелые портьеры целиком скрывали высокие французские окна, чтобы солнечный свет не проникал внутрь. Кожаная мебель, массивный дубовый стол и заваленные книжные полки только усиливали мрачную атмосферу, как и отчетливый запах виски из открытой бутылки, возле которой, упавшая на согнутую руку, покоилась голова Лайона. Она прошла вперед, не стараясь приглушить собственные шаги. Когда ковер кончился и каблуки застучали по паркету, мужчина за столом вздрогнул и поднял голову. Она увидела, как, раздраженный, он уже готов закричать, но это намерение вдруг пропало, он сник. На его лице отражалось недоумение. Некоторое время Лайон молча смотрел на нее без всякого выражения, потом взгляд его немного прояснился от алкогольной поволоки, и он прохрипел:
— Что ты здесь делаешь?
Ее первым порывом было уронить поднос и броситься к нему, чтобы утешить, но Энди знала, что такая сентиментальность его скорее отвратит и он не преминет упрекнуть ее за это. Ей нужно быть твердой и говорить прямо.
— Я думаю, это очевидно. Я принесла твой обед.
— Я ничего не хочу, особенно видеть тебя, так что уходи. Сейчас же.
— Ты можешь терроризировать свою экономку, но меня тебе не испугать. Не так просто. Так что почему бы тебе не повести себя как взрослый цивилизованный человек и не поесть? Трэйси с ума сходит от беспокойства. Лично мне все равно, если ты навсегда останешься здесь и упьешься до чертиков, но ей — нет. А я люблю Грэйси. Куда это поставить?
Не дожидаясь ответа, она с силой опустила поднос на стол перед ним.
— Я не видел тебя среди кучки кровопийц сегодня утром. Проспала?
— Да, оскорбляйте меня, если вам так лучше, мистер Рэтлиф. В оскорблениях вам равных нет. Как и в грубости, упрямстве и шовинизме. Как бы там ни было, до сих пор я не подозревала вас в трусости.
Он резко поднялся с кресла, и ему пришлось крепко ухватиться за край стола.
— Трусости?
— Да. Ты трус. Кажется, ты считаешь, что у тебя есть монополия на страдания, что ты единственный, кто несправедливо обижен. Вы ничего не знаете о страдании, мистер Рэтлиф. Я говорила с человеком, у которого нет стоп и кистей. Знаешь, что он делает? Он марафонский бегун. Я брала интервью у женщины, парализованной ниже шеи. Она так плоха, что почти все время лежит, подключенная к аппарату искусственного дыхания. Она улыбалась все время, что мы говорили, потому что гордится своими картинами. Картинами? Именно так! Она рисует, зажав кисточку в зубах.
— Подожди минутку, Кто это назначил тебя моей совестью?
— Я сама.
— Тогда побереги силы. Я никогда не говорил, что нет людей, которым хуже, чем мне. — Он упал назад в кресло.
— Нет, но ты упиваешься своим мученичеством, потому что тебя бросила жена. Из-за нее ты в обиде на весь мир. — Она уперлась руками в стол и чуть нависла над ним. — Лайон, скорбь по отцу закономерна, — мягко сказала Энди, — но не замыкайся здесь, не растравливай свои раны. Ты слишком ценен.
— Ценен? — горько смеясь, переспросил он. — Джери так не казалось. Она была неверна мне еще до того, как уехала.
— Как и Роберт.
Он вскинул голову, и его покрасневшие глаза долго изучали ее. Потом он закрыл лицо руками и потянул их вниз, его приятные черты исказились, кожа растянулась, как резиновая маска. Вслед за этим он вздохнул и потянулся к бутылке. Энди задержала дыхание и, когда он заткнул виски пробкой и убрал в стол, медленно выдохнула.
— Подай курицу, пожалуйста, — тихо, как провинившийся ребенок, попросил Лайон.
Она передала ему тарелку и почувствовала, как напряжение отпускает ее, как опустились плечи.
— На сколько человек она готовила? — засмеялся он.
— Трэйси сказала, что ты ничего не ел некоторое время. Она думала, ты голоден.
— Присоединишься?
— Здесь только одна тарелка.
— Я могу поделиться.
Трэйси практически перевернула свой кофе, вскочив из-за стола, когда Энди зашла на кухню с пустым подносом.
— Как он? — спросила она озабоченно.
— Сыт, — засмеялась Энди. — Я тоже поела немного, но он вычистил все до последней крошки. Ему хочется пить. Но не кофе. Думаю, я могу попробовать уговорить его, чтобы он вздремнул.
