— Я приготовлю холодный чай.
— Да, это было бы замечательно. — Она сделала паузу, прежде чем озвучить свою следующую просьбу: — Грэйси, я хочу, чтобы ты помогла мне кое в чем.
— После того, что ты сделала для Лайона, проси чего хочешь.
— Позвони в «Рай на холмах» и оставь сообщение для мистера Трэппера. Не нужно звать его к телефону, потому что он будет очень огорчен, а ты ничем не заслужила потока его ругани. Передай, что он получит то, чего ждет, завтра утром.
— Ладно.
Она не собиралась сейчас говорить с Лайоном о разрешении. Он казался совершенно беззащитным, и они впервые разговаривали так откровенно, так близко. Она не собиралась делать ничего, что может разрушить это хрупкое новое доверие к ней.
— Еще лучше предупредить охранника, чтобы он ни при каких условиях никого сегодня не впускал.
— Хорошо, — понимающе согласилась Грэйси.
— Думаю, это все. Если все пойдет гладко, то Лайон скоро уснет.
— Спасибо тебе, Энди. Я знала, что ты именно та, кто нам нужен.
Энди кивнула, но больше ничего не сказала, пока Грэйси не отдала ей поднос с кувшином холодного чая и двумя бокалами. Вернувшись в комнату, женщина обнаружила, что Лайон уже не сидит за столом, а вытянулся на кожаном диване и закрыл глаза. Руки были сложены на ремне, белая рубашка закатана до локтя. Пиджак и галстук сиротливо свисали с кресла. Энди на цыпочках прокралась ближе. Когда она была буквально в полуметре от него, он открыл глаза.
— Я думала, ты спишь.
— Просто отдыхаю.
— Хочешь холодного чая?
— Да.
— С сахаром?
— Две ложки.
Она содрогнулась.
— Я так понимаю, это значит, что ты предпочитаешь без сахара? — усмехнулся он.
— Я просто вспомнила тот сироп, который пила у Гейба. Должно быть, он добавляет сразу три-четыре ложки в каждую порцию.
— Зачем ты пила?
— Нужно было чем-то заняться, пока я набиралась храбрости заговорить с тобой.
— Роберт изменял тебе?
Резкая перемена темы была для Энди такой неожиданной, что на лице ее отразился тот же шок, как когда через «друга» она узнала о неверности Роберта.
— Да.
Лайон вздохнул и стал пальцем чертить узоры на холодном стакане.
— У меня было много женщин. Думаю, по большей части эти «свидания» были взаимно приятными. Но я никогда не делал этого, пока был женат. Я требовал абсолютной верности от нас обоих. Я считаю, настоящий брак должен быть таким.
— Наверное, ты унаследовал это от своего отца. Грэйси сказала, что, с тех пор как твоя мама умерла, он не интересовался другими женщинами.
— Он любил ее… до самой своей смерти.
Плотину прорвало, Лайон стал рассказывать о своих родителях, особенно про отца, которого он любил и уважал.
— Непросто быть сыном живой легенды. Иногда это выводило меня из себя. Все чего-то ожидали от меня из-за славы отца. Его добровольное затворничество сильно повлияло на мое детство и юность. Например, мы никогда не путешествовали семьей, не ездили в отпуск. Когда я немного повзрослел, он позволил мне отдыхать с друзьями и их семьями.
Он рассказывал о похоронах, о гробе, накрытом американским флагом, о президенте и его доброте.
— Ты одобряешь его политику? — спросила Энди.
— Совсем нет, но он до ужаса приятный человек.
Они посмеялись. Лайон спросил ее о предшественнике нынешнего главы государства, у которого она брала интервью. Энди начала было рассказывать, но после пары предложений заметила, что его глаза закрылись, а голова упала набок. Девушка аккуратно вытащила полупустой стакан из его руки и поставила на кофейный столик рядом с собственным бокалом. Выждав пару минут, пока его дыхание станет ровным и глубоким, она устроилась поудобней на краю дивана и осторожно потянула его за плечи, чтобы уложить к себе на колени. Он чуть передвинулся и мирно продолжил спать.
Энди слушала мерное дыхание, любовалась его лицом, гладила темные волосы, широкие сильные плечи. Лайон заворочался и пробормотал во сне какое-то слово, вероятно, ее имя. А может быть, она просто выдает желаемое за действительное? Покрепче прижавшись к нему, Энди стала нашептывать нежные слова, которые никогда бы не осмелилась сказать наяву. Но он крепко спал. Вскоре уснула и Энди.
Она проснулась от того, что он целовал ее грудь через платье. Его рука поползла вниз и властно накрыла трусики.
— Лайон? — прошептала она.
— Энди, пожалуйста, — простонал Лайон. — Я хочу заняться любовью.
Глава 10
— Ты нужна мне. Хорошо это или плохо, имеет смысл или нет. Ты нужна мне, Энди.
Она запустила пальцы в его волосы и без всякого сопротивления позволила расстегнуть пуговицы на своем платье, не шелохнулась она, и когда он, дрожа, стянул с нее лифчик. Лайон приник лицом к бархатной ложбинке между ее грудей. Торопливо целующий ее кожу, он был похож на ребенка, который ищет молоко. Мужчина, обычно такой уверенный и властный, вдруг стал неуклюжим и неопытным. Он беспорядочно искал подол ее платья, и она помогла ему избавить собственное тело от лишней одежды. Спешка сделала его движения резкими, судорожными, и он некоторое время боролся с ширинкой на брюках. Лайон вошел в нее сразу же, без преамбулы, но она была готова принять его. Энди накрыла, поглотила его, забирая боль и страдания. С каждым толчком он освобождался от переполнявшей его горечи, от ожесточенности. Она покорно давала ему то, чего он желал — ее тело дарило ему утешение. Энди жаждала стать для него исцелением от всех душевных ран. Их близость была не просто сексом, это была любовь. Когда все закончилось, она чувствовала только благодарность за шанс любить его безусловно, отдавая всю себя и ничего не получая взамен. Не говоря и не двигаясь, Энди крепко прижала его к себе. Тяжесть его головы на ее плече — счастливый груз. Она наслаждалась звуком его дыхания, удары сердца отдавались ей в грудь, они будто сливались в этом ровном сильном ритме.
Он поднял голову и увидел, как из ее золотистых глаз катятся слезы — его накрыл стыд за содеянное.
— Боже, Энди, прости меня, прости, — торопливо сказал Лайон, встряхнув головой.
Он поднялся и неловко, трогательно попытался прикрыть ее. Потом он прижал ее к груди и откинул назад выбившиеся пряди.
— Не знаю, что со мной случилось. Я даже не поцеловал тебя перед тем, как… Что я за сволочь, я заставил тебя плакать. Должно быть, ты чувствуешь себя использованной. Будто я изнасиловал тебя. Господи, прости меня, — сокрушался он.
Она подняла на него лицо и сжала его голову ладонями:
— Остановись. Сейчас я плачу, потому что рада, что была тебе нужна.
