— Была. И сейчас нужна. Я даже не представлял, что после всего, что случилось за эти два дня, мне будешь нужна только ты.
Она нежно улыбнулась и разгладила пальцами его темные брови:
— Ты был одержим мыслью о смерти. Думаю, тебе просто нужно было почувствовать, что ты жив, отпраздновать жизнь.
Его глаза напоминали тлеющие угли — серые по краю, но сверкающие пламенем в центре.
— Как это возможно, что после всего, что было между нами — злости, вражды, недоверия, я все-таки влюбился в тебя, Энди Малоун.
— Не знаю. Но надеюсь, что это так. Потому что очень люблю тебя, Лайон.
— Энди. — Ее имя прозвучало благоговейным шепотом в его устах, он пальцами обводил линию ее губ. Потом Лайон довольно усмехнулся: — Энди. Никогда не думал, что полюблю кого-то по имени Энди. Еще меньше я ожидал, что буду готов умереть, если не поцелую эту Энди.
Он накрыл ее рот поцелуем. Лайон пытался исправить поспешность, почти жесткость того, что только что случилось между ними. Он целовал ее нежно, его язык пробовал ее губы на вкус, обводил их контур. Он касался уголков ее рта, пока желание не заставило ее раскрыться ему навстречу. Лайон страстно прижался к ней, исследуя, будто опытный грабитель, ее небо, зубы, внутреннюю сторону губ. Затем он потерся своим языком о ее язык и будто перетянул его на свою сторону. Ощущения были такими сильными, что Энди в полуобморочном состоянии схватилась за его рубашку. Он ослабил напор и, пожалев ее, прервался. Они тяжело дышали — вдыхали друг друга. Лайон продолжил свою ласку, он нежно покусывал ее шею и плавно передвигался к уху.
— Где ты научился так целоваться? — с мягким стоном спросила она, когда его губы добрались до мочки и он прикусил ее.
— Сейчас. Поцелуи никогда раньше не казались мне чем-то важным.
— А теперь это важно?
— Очень.
— Почему?
— Чтобы ты поняла, насколько ты любима.
Он снова поцеловал ее. На этот раз его рот был почти неподвижен, овладевая ее губами, язык снова скользнул глубоко внутрь и застыл. Лайон крепко прижимал ее к себе, и она почувствовала, как ее тело отвечает на его восставшую плоть.
— Ты сможешь мне простить мой недавний эгоизм и грубость и подняться со мной наверх?
Энди кивнула, и они встали с дивана. Быстро собрав раскиданные вещи и кое-как натянув часть из них на себя, они тихонько вышли из кабинета. За окном было темно, солнце давным-давно село. Они замерли, прислушиваясь, но не услышали никакого шума ни в кухне, ни из комнаты Грэйси.
— Ты голодна? — участливо спросил Лайон. Энди широко улыбнулась.
— Что бы ты делал, если бы я сказала «да»? — поддразнила она.
— Взял бы себя в руки и постарался не заплакать.
Она взяла его за руку и повела вверх по лестнице. Энди думала, они пойдут в его комнату, но он остановился у двери, ведущей в ее бывшую спальню.
— Пойдем сюда.
— Почему?
— Увидишь.
Они вошли в залитую лунным светом комнату. Никто из них и не подумал зажигать свет: серебристое сияние окутывало их тела.
— Не двигайся, — скомандовал он, начав снимать одежду.
Она послушно села на краешек кровати, где он оставил ее, и стала наблюдать, как на пол по очереди летят рубашка, брюки и нижнее белье. Он был потрясающим экземпляром из мира мужчин — ее вдруг разобрала такая гордость, что захотелось показать Лайона всему миру, и в то же самое время она чувствовала чудовищную ревность к каждой женщине, которая лицезрела его в таком виде.
— Иди сюда, — шепнул он, протянув руку.
Энди поднялась с кровати и приблизилась к нему. Он встал у нее за спиной и, положив руки ей на талию, подтолкнул к большому зеркалу в подвижной раме, которое стояло рядом с окном. Она влюбилась в это зеркало еще несколько дней назад, когда впервые увидела его. Оно было почти семь футов длиной, овальная рама, сделанная из красного дерева, украшена изящной резьбой. Зеркало было прочным, тяжелым, но производило впечатление хрупкости и утонченности. Не возникало сомнений, что этому предмету мебели уже больше сотни лет, но амальгаму своевременно обновили, поэтому их отражения были четкими.
Лайон поставил ее прямо перед ним. Он стал аккуратно расстегивать пуговицы на ее платье, еще недавно наспех застегнутые им же. Одна за одной они пали жертвами его ловких пальцев.
С осторожностью Лайон снял ее пояс и провел руками вверх до плеч. Тыльные стороны его ладоней коснулись ее груди, и Энди задрожала. Ослабев от возбуждения и не закрывая глаз, она прислонилась к нему. Девушка ощутила прикосновение прохладного ночного воздуха к коже, когда он начал снимать с нее платье. Под его управлением ткань заскользила вниз по рукам, потом чуть задержалась на талии и бесстыдно упала на пол. Он наклонился и убрал его у Энди из-под ног.
— Все равно сильнее помять его уже невозможно, — выпрямляясь, сказал Лайон с порочной улыбкой.
Она почувствовала, как, увидев ее отражение в зеркале, он вдруг напрягся и задержал дыхание.
— Мне все равно, помялось оно или нет, — прошептала Энди.
Она была заворожена происходящим, чувственность Лайона обволакивала ее, словно паутина. Он медленно, одну за одной, стал вытаскивать шпильки, державшие пучок у нее на затылке, пока золотистые волосы каскадом не упали на плечи. Опьяненный их ароматом, он зарылся лицом в густые пряди. Потом, убрав их чуть в сторону, начал целовать и мягко ласкать языком ее шею. Наконец Лайон поднял голову, и их глаза встретились в отражении, они улыбнулись друг другу.
Он опустил руки с ее плеч на грудь. Пока Лайон возился с одеждой, лифчик то и дело сдвигался и ерзал по телу, теперь груди набухли от возбуждения и невесомое кружево стало тесным. Легко, почти невесомо, он коснулся ее сосков под тканью, будто только намекая на ласку. Если бы она не смотрела в зеркало, она подумала бы, что эти прикосновения — всего лишь следствие разыгравшегося воображения или дуновение ночного бриза. Но ответные сигналы ее тела были реальными.
Он наклонился к ее уху и прошептал с типично мужским удовлетворением:
— В тот день в гостинице я сказал тебе, что твое белье фактически одна видимость.
С этими словами он расстегнул нехитрую застежку бюстгальтера, и, скользнув по рукам, он упал на пол.
— Красавица.
В зеркале она увидела, как его ладони накрывают и осторожно сжимают пышные окружности грудей так, чтобы не причинить ей боли. Лунный свет делал заметными темные кружки, привлекшие внимание его сильных пальцев. Он обводил их плавно, увеличивая интенсивность, пока она не почувствовала желание, которое практически причиняло боль. Наконец он коснулся набухших горошин сосков, и она ощутила это прикосновение где-то в глубине собственной женственности. От удивления и восторга Энди выкрикнула его имя.
