Илюша раза четыре перечел письмо, надеясь найти ответ на эти вопросы. «Нет, надо самому сходить к нему, – решил он наконец, – и скорей сходить, а то он, пожалуй, уедет, и проститься-то не успеешь!»
И вот мальчик, не думая ни о чем, кроме желания повидаться с другом, бросил комнаты наполовину неубранными и отправился к Антоше. Он не рассчитал, что у Антона были занятия, что днем его нельзя было застать дома, и чуть не расплакался перед запертой дверью его квартиры. Что делать? Вернуться назад? Нет, это слишком далеко: пожалуй, не хватит сил прийти во второй раз в один день, а ему непременно хотелось увидаться с Антошей сегодня, как можно скорей…
И он уселся на ступенях холодной лестницы и принялся терпеливо ждать. А ждать пришлось долго: Антоша возвращался домой обыкновенно в пятом часу, а в этот день он еще заходил в лавки сделать себе несколько покупок к дороге, так что на часах ближней церкви пробило уже шесть, когда наконец по лестнице раздались торопливые шаги его.
В этот день Петр Степанович и брат его были очень удивлены и, конечно, неприятно удивлены, когда, вернувшись домой, увидели, что не только обед не принесен из кухмистерской, но и маленький лакей, который должен был принести этот обед, исчез.
– Мое предсказание сбылось: твой волчонок в самом деле сбежал, – заметил Сергей Степанович.
– Да, этому следует положить конец, – сумрачно отвечал Петр Степанович, – я сегодня же постараюсь пристроить его.
Илюша вернулся домой в одиннадцатом часу. Он был так огорчен прощаньем с Антошей, что и не думал о неприятностях, ожидавших его дома. Когда он вошел, господа сидели за самоваром, который сами для себя поставили.
– Илья! – позвал его Петр Степанович. – Ты опять пропадал целый день и, верно, опять не захочешь рассказать, где был. Я уже предупреждал тебя, что так тебе нельзя жить. Я говорил сегодня о тебе со своим знакомым сапожником. Он человек добрый, своих учеников не бьет и не мучит. Тебе будет недурно жить у него; ты, по крайней мере, привыкнешь к порядку, к труду и сделаешься честным человеком. Что же ты ничего не говоришь?
Что было говорить Илюше? Конечно, ему не хотелось поступать к сапожнику; ему гораздо приятнее было бы остаться у Петра Степановича. А, впрочем, если Антоша уезжает, не все ли равно?
– Собери все свои вещи. Завтра рано утром я сведу тебя к сапожнику, – сказал ему на другой день Петр Степанович. Ему было очень неприятно, что Илюша по-прежнему угрюмо молчит, не просит прощения, не обещает исправиться, не выражает сожаления при разлуке с ним, и потому он говорил с мальчиком очень сухо.
Белья и платья было у Илюши немного. Он не собирал, подобно другим мальчикам, коробочек, камушков и тому подобных драгоценностей, и потому ему недолго было сложить и связать в узел все свои вещи. Дошло дело до книг.
«Зачем они мне? – рассуждал мальчик. – В мастерской читать некогда. Сапожники никогда не читают. Вон отец и грамоты не знал! Лучше я и не возьму их с собой, а то осмеют. Сожгу их!»
Он подошел к пылавшей печке и бросил в нее «Царя Салтана» и кипу исписанных бумажек. Он взял еще книгу и намеревался отправить ее по тому же назначению, но прежде взглянул на нее. Это была книга, по которой он третьего дня читал с Антошей, и вдруг мальчику живо представились все подробности этого последнего урока: жгучая тоска охватила его, он прижал к груди книгу, бросился с ней на лестницу, прижался в самый темный угол ее и зарыдал мучительно, болезненно…
– Илья! Илюша! – раздался на лестнице голос.
Мальчик вздрогнул. Он поспешил отереть слезы, сделал над собой усилие, чтобы подавить горе, и явился на зов своего хозяина.
Петр Степанович стоял в кухне и с любопытством рассматривал книги и бумаги, оставленные мальчиком на полу.
– Что это значит, Илюша? – спросил он. – Чьи это книги?
– Мои, – краснея, отвечал мальчик.
– Да разве ты умеешь читать?
– Умею.
– Кто же это тебя научил?
– Антон.
Целым рядом вопросов удалось наконец Петру Степановичу выведать историю ученья Илюши и тайну его частых отлучек из дома. Он был поражен.
– Да отчего же ты этого не говорил прежде, глупый ребенок? – удивлялся он. – Тебя бранили, подозревали в дурном, а ты молчал!
– Мне было стыдно, – сквозь слезы проговорил Илюша.
Петр Степанович засмеялся.
– Ну, теперь, когда ты уж волей-неволей признался, – сказал он, – покажи же мне, чему тебя выучил твой учитель. Мне это очень интересно знать.
Сергея Степановича не было дома. Петр Степанович говорил ласково, не сердясь и не насмехаясь. Это ободрило Илюшу и он, сначала робко, а потом все смелее и смелее, рассказал все, чему выучился, показал свое искусство в чтении, письме и счете.
Удивление Петра Степановича возросло: оказалось, что его маленький лакей в короткое время, почти самоучкой, выучил столько, сколько другие дети не выучивают с помощью учителей в два-три года усиленных занятий.
– Ну, брат, – сказал он, окончив экзамен, – тебя по-настоящему не за иглу надо посадить, а за книгу. Хочешь ты продолжать учиться?
– Хочу, очень хочу! – воскликнул Илюша и посмотрел на хозяина не угрюмым взглядом волчонка, а блестящими радостью глазами.
– Хорошо, это мы устроим. Так как, оказывается, ты не баловался все это время, а напротив, то мы пока отложим мысль о сапожнике. К своему Антоше бегать тебе нельзя, если он уезжает, а вместо него я сам попробую понемногу заниматься с тобой. Что из этого выйдет – покажет будущее.
Об этом будущем Илюша и не думал. Ему было довольно настоящего, и это настоящее казалось ему так удивительно хорошо, что он несколько раз спрашивал себя – уж не сон ли все это?
Глава IX
В один весенний день толпа мальчиков-гимназистов, с шумом выбежав из подъезда дома гимназии, собралась на углу улицы и о чем-то горячо рассуждала.
– Это ни на что не похоже! – кипятился стройный четырнадцатилетний мальчик с тонкими чертами лица и большими темными глазами. – Если мы будем все спускать ему, он, пожалуй, станет бить нас!
– Да ведь он и то вчера ткнул Харламова пальцем в лоб, – подхватил другой гимназист.
– Назвать ученика второго класса дураком! Да этого даже в приготовительном нельзя позволить! – горячился третий.
– Больной да больной! – говорил четвертый. – Коли болен, так зачем в учителя пошел? Мы не виноваты в его болезни!
– Мы должны чем-нибудь заявить ему свое неудовольствие! – опять заговорил первый мальчик.
– Давайте не будем отвечать ему уроков? – предложил один толстенький мальчуган, усевшийся на тумбу и все время полоскавший ноги в луже воды.
– Ну уж ты, Тюрин! «Не отвечать»! Экзамены на носу, а он «не отвечать». Влепят тебе единицу, вот и не перейдешь! – возразило несколько голосов.
