– Да-да, пойдем же скорее.
– И еще французский язык. То есть это я буду учить тетушку. Мистер Как-меня-зовут, вы любите французский язык? – перешла она на французский.
– Ничего я не понял, что вы сказали, маленькая мисс. Но скорее! – Бардвел потянул ее за руку.
– Зачем?
– Я скажу, когда вы будете у меня в доме.
– А разве не нужно прежде сказать дедушке и спросить у него позволения?
– Нет-нет. Я тоже имею права на вас, поверьте, дорогая. Я сейчас пришел, чтобы сообщить об этом ему и вашей тете тоже. Я собирался с мыслями, а в это время вы прошли мимо. Идите со мной.
– Не знаю, может быть, вас послал Бог? – задумчиво сказала Дороти. – Я хотела выйти к дому другой дорогой, а потом вдруг повернула к кустарникам, а тут были вы, мистер Как-меня-зовут. Да-да, конечно, Бог вас послал. А далеко придется идти?
– Очень далеко. Я понесу вас.
– Вы, должно быть, ужасно сильный. Дедуля не может меня носить, а он удивительно ловок. Вы мне нравитесь, мистер Как-меня-зовут.
– Очень рад.
Теперь Бардвел повернулся и пошел. Дороти побежала рядом. Никто не видел, как он перенес ее через загородку, никто не встретил их в лесу. Фермер делал большие шаги, он очень торопился, а малышка бежала. Наконец она вдруг остановилась, засмеялась и, задыхаясь, сказала:
– О, из-за вас у меня грудь заболела. У меня так страшно бьется сердце.
Вместо ответа Бардвел наклонился, поднял маленькое создание и удобно усадил к себе на плечо.
– Обнимите меня за шею.
– Вы сильный, – сказала Дороти. – Вы почти такой же сильный, как мой папочка, который теперь на небе. У него теперь чистое сердце. Дедушкину лошадь я назвала «Чистое Сердце». Это напоминает мне о папочке.
Бардвел дрожал от волнения. Ему казалось, что время повернулось вспять и он несет на плече свою маленькую дочь. Желание прижать к себе ребенка, сказать девочке, что он тоже ее дед, почти лишало его сил. Однако прежде чем малышка узнает об этом, нужно исполнить долг, поэтому Бардвел собрал всю волю в кулак и только ускорил шаг.
Ему было нетрудно нести легкую, словно перышко, девочку. Бардвел был действительно очень сильным человеком в полном расцвете жизни. Так они миновали леса. Дороти перестала думать о доме и просто наслаждалась жизнью. Ей было приятно, что сегодня не будет занятий; нравилось в лесу, на свежем воздухе; нравилось, что мистер Как-меня-зовут несет ее. Это было почти так же весело, как кататься верхом. Раза два или три она погладила фермера по лицу.
– Вперед, вперед, – весело подбадривала она его. – Вы такой сильный! Я почти полюбила вас за то, что вы такой сильный.
Наконец они очутились подле самого соснового леса. На опушке лежал плоский камень, а под ним скрывалось письмо, которое могло никогда не дойти до адресата. Невдалеке стояла ферма Хоум.
– Здесь я живу, – сказал Бардвел. – Это моя усадьба. Она не так велика, как Сторм, но мне и этого достаточно.
– Здесь красиво! – похвалила Дороти. – Я уже видела ваш дом, помните, мы еще летом приходили сюда с тетушкой. Она сидела на плоском камне, а я все здесь осмотрела. Тетушка в тот день была такая неразговорчивая. А вы вышли вон оттуда, из-за того дерева, и мы с вами беседовали. Я помню, что тогда все смотрела и смотрела на дом. Мне почему-то очень хотелось войти в него. Сама не знаю почему.
– А я знаю, – сказал Бардвел.
– Вы, кажется, удивительный человек, мистер Как-меня-зовут!
– Нет, дитя, я всего лишь простой фермер и совсем необразованный. Я знаю, что такое земля, умею ее удобрять, знаю, как нужно кормить скот, но книг я не читаю, не знаю и обычаев света.
– Если бы вы учились у меня французскому языку, вам бы очень понравилось, я уверена, – сказала Дороти по-французски.
– Опять тарабарщина, – поморщился Бардвел. – Не надо, право.
– Вы не поняли? Я говорила по-французски.
– Не нужно больше, говорю вам.
– Вы немножко невежливы, мистер Как-меня-зовут. Вы не такой воспитанный, как мой дедушка.
– А я и не хочу быть таким, как он, – он опустил малютку на землю. – Как вы думаете, зачем я вас сюда привел?
– Не представляю, – Дороти пожала плечами. – Но мне все-таки очень хорошо и весело. Можно войти и посмотреть ваш домик?
– Вы не будете осматривать его комнаты.
– А я думаю, буду.
– Нет.
– Зачем же вы тогда привели меня сюда, мистер Как-меня-зовут?
Бардвел внезапно опустился перед ней на одно колено. Он взял обе ручки ребенка и немного сжал их.
– Потому что в одной из комнат этого дома есть человек, которого вы знаете и любите. Идите прямо. Идите прямо, прямо, как стрела. Не стучитесь. Видите дверь? Ее можно разглядеть отсюда. Поднимите засов и войдите. Остальное вы сделаете сами, маленькая мисс.
– Человек, которого я люблю? – медленно-медленно произнесла Дороти. – Разве туда прошел дедушка?
– Нет, нет. Идите скорее!
Дороти напряженно смотрела в глаза Бардвела, он отвернулся и в то же время легонько толкнул ребенка к дому.
– Идите, – повторил он, – вы будете наследницей богатого поместья, но в этой комнате вас ждет кое-что получше Сторма. Идите и исполните свой долг.
– Хорошо.
Стройная фигурка легко побежала к дому. Вбежав на крыльцо, малышка сделала все, как научил фермер. Тяжелый засов с лязгом поднялся, дверь заскрипела и отворилась. Дороти, чувствуя себя героиней волшебной сказки, обратилась к ней со словами:
– Извини, я не могла иначе. Мне сказали, что здесь находится тот, кого я люблю. Я вхожу в комнату. Я Дороти, и я вхожу.
Комната, где оказалась девочка, была ничем не примечательна. Здесь стояла грубая и простая мебель, на окнах не висели занавеси, на дощатом полу не лежал ковер. Против окна стояла отодвинутая от стены деревянная кровать. Невдалеке виднелись старый комод и умывальник; очень небольшое четырехугольное зеркало висело на одной из стен.
Быстрые глазки Дороти сразу отметили все это. Потом девочка обратила более пристальный взгляд на кровать. На ней лежал человек с бледным лицом, на его лбу виднелся большой синяк. Он был одет в дневное платье, лежал на спине, а руки, не переставая, перебирали легкое одеяло, покрывавшее его до половины. Открытые глаза человека были очень темными и в то же время тусклыми. Одну минуту Дороти с изумлением смотрела, потом бросилась к кровати, вскарабкалась на нее и схватила обеими руками большую ладонь.
– Папочка, – прошептала она с таким подавляемым глубоким чувством, с таким мучительным восторгом, что сонные глаза больного приобрели осознанное выражение.
Он медленно повернул голову и посмотрел на малышку.
