– Все, что ты говоришь, не имеет значения, – без страха сказала она, – пойдем, пойдем сейчас же!
Она взяла деда за руку. В эту минуту сэр Роджер был не в силах выносить взгляда Доротеи и чувствовал, что Карбури тоже смотрит на него. Он позволил ребенку вывести себя из столовой.
– Пойдем-ка ко мне в кабинет, – сказал он.
– На это нет времени, – отрезала Дороти.
– Что с тобой, моя маленькая? Ты сошла с ума?
– Я сошла с ума? Не понимаю, что это значит.
– Ты так взволнована, мое дорогое дитя, и говоришь так странно! Мне незачем видеться с мистером Как-меня-зовут, а твой бедный отец… Он лежит в могиле, моя дорогая. Теперь о тебе забочусь я.
– Нет-нет, его не зарыли в землю, и Бог не забрал его на небо, и не дал ему чистого сердца. Он… Он ждет. Он не может пойти к Богу, пока у него не будет чистого сердца, и ты должен прийти и помочь ему сделать сердце чистым. О, дедуля, пойдем, пойдем. Я оставила его и вернусь к нему. Потому что ведь он важнее всех. Он мой родной папочка, и ты должен пойти.
– Я отказался от него, – ожесточенно произнес старик. – Я не желаю снова видеть его.
Дороти, которая прижималась к деду, теперь отняла свою ручку и отступила на несколько шагов.
– Я еще очень маленькая, – твердо сказала она, глядя деду в глаза, – и многого не понимаю. Зато все, что знаю, знаю твердо и хорошо. И вот что я хочу сказать: если ты не пойдешь со мной сейчас же, я уйду одна. Уйду к папочке и останусь с ним и с мистером Как-меня-зовут, и ты больше никогда-никогда меня не увидишь, потому что папочка важнее всего. Если же ты пойдешь со мной, дедуля, тогда… О, тогда все будет хорошо, все будет прекрасно. Скорее, скорее выбирай, дедушка, и торопись, потому что папочке очень худо.
– Дороти, – дрогнувшим голосом произнес старый Сезиджер, – я не могу потерять тебя.
– Скорее, скорее, – повторила Дороти, – или я уйду.
– Но я ничего не понимаю.
– Ты все поймешь, когда увидишь. Скорее же, скорее! Ты сядешь на Чистое Сердце, а я на своего пони, и мы быстро доберемся до фермы Хоум. Я немножко устала, но это не имеет значения. Все неважно, только бы нам успеть, только бы Бог дал ему чистое сердце!
– Ничего не понимаю, – сэр Роджер совершенно растерялся.
– Скорее, дедуля, скорее! – торопила Дороти. – Неужели ты думаешь, что я стала бы тебя беспокоить, если бы это не было важно? Я знаю, что такое беда, я видела ее, и потому говорю тебе: скорее, скорее!
В это мгновение дверь открылась и в комнату вошла мисс Доротея. Сэр Роджер посмотрел на нее, сильно покраснел и сдвинул брови:
– Что тебе здесь нужно? Зачем ты во все вмешиваешься?
– Я услышала последние слова Дороти. И решила, что больше не буду бояться тебя. Роджер действительно жив! Я это знаю уже несколько месяцев. Он на ферме Хоум.
– Это хитрость, ваша выдумка! – закричал старик. – Я не верю!
В эту минуту в дверь постучали.
– По вашему приказанию лошади поданы, сэр, – доложил Карбури.
– Пойдем, дедуля, – опять позвала Дороти. – Ничего, что я не в амазонке, я могу ехать на Не-забывай-меня прямо в этой одежде. Идем!
– Это, конечно, выдумка, – промолвил старик, – и я ни за что не войду в тот дом, вот только провожу тебя до дверей.
Старик и ребенок уехали. Когда они оба очутились на дороге, Дороти подняла свой хлыстик и заставила пони скакать. Чистое Сердце, несмотря на легкое нездоровье, тоже легко перешел в галоп. За всю дорогу старый сэр Роджер не проронил ни звука.
Наконец они остановились подле фермы Хоум. На крыльце их ждал Бардвел.
– Кто вы такой? – спросил сэр Роджер. – Ах да, я узнаю вас.
Он старался говорить с фермером вежливо, но горло пересохло, и голос звучал хрипло и отрывисто.
– Лучше войдите в дом, – позвал Бардвел. – Вы приехали вовремя, как мне кажется.
Он снял Дороти с седла и позвал работника, чтобы тот подержал лошадей. Сэр Роджер повернул к Бардвелу раскрасневшееся лицо и взглянул на него сердитыми черными глазами:
– Что это за шутки?
– Войдите и увидите. Я тоже дедушка этого ребенка. Я Бардвел, моя дочь была замужем за вашим сыном. Малышка пошла прямо к своему отцу, и вам лучше всего идти за ней. Истекают последние минуты, когда он может помириться с вами.
Действительно, легкие ножки уже несли Дороти по длинному коридору. Ее пальчики толкнули грубую дверь в спальню.
Когда через минуту сэр Роджер, наклонив гордую голову, вошел туда, он увидел Дороти на кровати рядом со своим отцом. Она прилегла, обняв его шею руками, прижимаясь своей щечкой к его щеке.
– Пожалуйста, Боженька, – шептала Дороти, – скажи ему по-своему, что дедуля здесь, и дай ему чистое сердце.
Сэр Роджер до конца жизни не мог объяснить себе, чем именно так глубоко всколыхнула все его существо лежащая рядом с умирающим девочка. Вся его жестокость, скупость, все дурное и тяжелое, что происходило в течение многих лет, пропало, точно никогда не было. Ему почему-то представилось, что он сразу увидел и сына, и своего давно похороненного младшего брата. Можно было подумать, что Всемогущий Бог отодвинул в сторону какую-то завесу и позволил старому жестокому человеку хорошенько разглядеть самого себя.
Он упал на колени подле Дороти и взял руку умирающего.
– Роджер, я здесь.
Даже голосок маленькой Дороти не мог заставить вполне очнуться человека, стоявшего на рубеже вечности; но звук другого голоса, знакомого с детских дней, прояснил его взгляд. Бедный Роджер широко открыл глаза и посмотрел прямо в лицо отца.
– Да, да, – прошептал он, – это я разбил стекло в раме, прости меня. Я боялся признаться в этом до сегодняшнего дня. Я разбил его нечаянно, я не думал, что крикетный мячик полетит в ту сторону…
– Роджер, мой бедный мальчик!
Глаза умирающего блеснули.
– Как? Это действительно ты, отец?
– Да, да, это я. Я с тобой.
– Я всегда приносил тебе только неприятности, – сказал младший Роджер.
– Ты дал мне счастье и благословение моей жизни. Твою дочь, – проговорил старик.
– Пожалуйста, Боженька, дай моему папочке чистое сердце, – чуть слышно молила в стороне маленькая Дороти.
– Я никогда не думал, что ты простишь, – сын с трудом шевелил побелевшими губами.
– Я простил, значит, все хорошо.
– Ты простил, значит, и Бог простит, – молодой Сезиджер все силился улыбнуться.
– Конечно, папочка, – сказала маленькая Дороти. – Бог прекрасен и добр, а мой дедушка самый добрый из всех людей.
– Какое счастье, какое счастье… – лицо умирающего наконец разгладилось.
