— Под килем всего тридцать футов! — откликнулся рулевой из передней части рубки.
— Разворот, полный вперед! — проговорил Эрталль полным боли голосом.
Мериуэзер обернулся к нему:
— Капитан, мы должны вырваться в море, пока нам не перекрыли путь.
— Мой сын мертв, моя семья в заложниках, а… а президент… погиб, — проронил Эрталль, зажмурив глаза от боли.
Мериуэзер видел его отчаяние, разделяя гнев человека, которого любил больше, чем отца.
— Что прикажете, сэр?
Эрталль приподнялся, изо всех сил опираясь на кресло, отмахнувшись от Мериуэзера, когда тот бросился ему помогать.
— Лейтенант Уоллес… он мне нужен.
Юноша, едва ли двадцати лет от роду, покинул свой пост у пульта управления балластом судна.
— Командир поста погружения-всплытия Уоллес по вашему приказанию прибыл, сэр!
Эрталль махнул ему рукой, даже не открывая глаз. Протянул руку, отыскивая юношу, пока, наконец, не ощутил прикосновение.
— У меня… есть задание… для тебя, мальчик, — произнес он, пытаясь скрыть боль в голосе.
По обшивке «Левиафана» грохнуло ядро. Эхо было почти оглушительным. Экипажу субмарины впервые довелось услышать выстрел другого корабля по их судну в упор.
— Броненосцы открыли огонь, капитан.
Веки Эрталля затрепетали, открываясь, взгляд его уперся в Уоллеса. Капитан знал, что парнишка влюблен в его младшую дочь Оливию. Ему доносили, что они вдвоем проводили вместе уйму времени, читая и беседуя. Эрталль не хотел жертвовать этим мальчишкой, он хотел лишь использовать его чувства во благо родной дочери.
— Мистер Уоллес, когда мы… развернемся, сделаем последний рывок к морю, вы… вас на борту не будет.
— Капитан? — переспросил Питер Уоллес, переводя взгляд с Эрталля на Мериуэзера и обратно.
— Возьмите… людей… моя… дочь в Вашингтоне… в арсенале. Пожалуйста, найдите мою Оливию, а затем… мою жену и дочерей… Пожалуйста, сынок. — Он снова сморщился. — Ты самый юный и подающий надежды… лучший из нас всех. Если понадобится ради безопасности моего ребенка, убивай всех на своем пути.
Уоллес оглядел рубку; до всех присутствующих мало-помалу доходило понимание, как жестоко их предали. Молодой человек, со строгими чертами лица, вытянулся во фрунт и отсалютовал Эрталлю. Увидев, что капитан чересчур слаб, чтобы ответить на его жест уважения, он медленно опустил руку.
— Возьмите палубную вахту, это шестеро, — распорядился Мериуэзер, не отводя глаз от умирающего Эрталля. — Мне надо дать вам еще кое-что. С вашего позволения, капитан?
Эрталль сумел лишь раз кивнуть.
Мериуэзер удалился из рубки в сторону кормы. Вернувшись через две минуты, он нес кожаный саквояж и сумку. Саквояж он вручил Уоллесу.
— Внутри довольно золота, чтобы вы, ваши люди, Оливия и остальные члены семьи смогли добраться домой. Довольно, чтобы купить корабль, буде понадобится.
Парнишка кивнул, виновато озирая остальных членов экипажа в рубке. У него было такое чувство, будто, покидая людей, которых успел полюбить, он предает их.
— Попрошу внимания, лейтенант. — Мериуэзер вручил ему сумку. Когда юноша взял ее, первый помощник открыл клапан и извлек какой-то старинный, сильно истрепанный манускрипт. — Доставив дитя домой, вы должны оберегать ее ценой своей жизни. Вы будете командовать базой, как единственный оставшийся офицер. Люди верны капитану по гроб жизни и будут так же подчиняться вам, юноша, и девушке, если ее мать и сестер выручить не удастся.
Сглотнув, Уоллес поглядел на капитана, но Мериуэзер дал ему легкую пощечину.
— Это, — он приподнял пожелтевшие листки, — ее фамильное наследие, это ее родословная, рассказывающая, откуда она пришла. — Он вынул еще одну книгу. — Это бортовой журнал «Левиафана». Он тоже для нее. Последнюю запись должны сделать вы. Планы и характеристики «Левиафана» находятся на острове вместе с результатами всех исследований капитана. В один прекрасный день Оливия будет знать, как с ними поступить. Последние страницы о форме жизни ни в коем случае не должны попасть в руки наших американских собратьев. Это ясно?
Питер Уоллес посмотрел на манускрипт, а затем на судовой журнал. От осознания ответственности брови его сдвинулись еще ближе.
— Вы поведаете ей о том, что случилось тут нынче ночью. Пусть предательство, случившееся здесь, отпечатается на ее душе каленым железом. Со временем она поймет, что делать. Разработки ее отца и деда надежно заперты. Она должна учиться… постигать науку и море, где она откроет, кто она такая на самом деле и почему ее семья такова, как есть… Понимаешь, мальчик?
— Я не подведу капитана, сэр.
— Знаю, парень. — «Левиафан» содрогнулся от взрыва, и Мериуэзер оглянулся. — Бог в помощь, сынок, ступай. Прыгайте за борт, когда будем разворачиваться. Береги Оливию, мальчик, люби ее, как уже любишь, я знаю.
Развернувшись, восемнадцатилетний Уоллес направился к люку рубки, на ходу убирая листы и журнал в сумку. И не оглянулся.
— Идем на шестнадцати узлах и трехстах ярдах, мистер Мериуэзер! — выкрикнул рулевой.
— Капитан, что прикажете, сэр? — спросил Мериуэзер.
— Отведите меня в… башню, — приказал Эрталль и тут же рухнул на колени. Увидев, что капитан упал, несколько человек кинулись к нему со своих постов.
— Все по местам!
Все взоры обратились к лысому мистеру Мериуэзеру, стоявшему рядом с Эрталлем, как скала.
— Мы должны исполнить для нашего капитана последнюю миссию. И исполним ее правильно! — крикнул он со своим бостонским акцентом в тот миг, когда в корпус ударило очередное ядро.
Мериуэзер помог Эрталлю подняться на ноги, и они медленно двинулись по спиральной лестнице в зеленоватую башню. Первый помощник подвел капитана к вспомогательному рулю корабля, оставаясь рядом достаточно долго, чтобы убедиться, что тот стоит крепко.
— Благодарю вас, мистер Мериуэзер, — промолвил Эрталль, тяжело опираясь на штурвал из красного дерева. — Известите экипаж, что все желающие могут покинуть «Левиафан». — И зажмурился от боли.
Мериуэзер увидел большую лужу крови, растекающуюся по палубе, и изумился тому, что потеря такого количества крови не повлекла быстрой смерти.
— Есть, капитан! — Он развернулся и двинулся обратно в рубку управления.
Эрталль уже почти проиграл борьбу против обморока, когда голос Мериуэзера долетел из переговорной трубки над головой. Когда головокружение схлынуло, он оглядел знакомое окружение. Легонько коснулся рукоятей штурвала, погладив их, как некогда свою прекрасную жену. Пот и слезы утраты заливали ему глаза, и он яростно утер их рукавом. Потом поднял взгляд и постарался выпрямиться во весь рост, потому что Мериуэзер вернулся. Болванка снова громыхнула об открытую башню «Левиафана», заставив первого помощника болезненно сморщиться.
