Едва шевеля поврежденным языком, она ухитрилась все-таки
выразить свое чувство.
– Если забыть, что она спасла твою жизнь, – да.
– Ты прав, человек. – Сей слабо кивнула. – Я не дершу зла.
Чушие были для нее ишконным врагом, но она перештупила через шебя… Такое могут
не вше…
– Охара уехала в неизвестном направлении, выкупив тело
преступника.
Чужую не заинтересовал этот факт, так много значивший для
него. И юная боец-спец, и кусок мяса, в который превратился убийца, были уже
пройденным этапом ее жизни.
Так происходит всегда. Алекс подумал, что в общении двух
особей, пусть даже принадлежащих к одной расе и культуре, слова и имена,
ключевые для одного, не значат ничего для собеседника, и наоборот. Такая
странная вещь – речь, ведь если хочешь, ею можно выразить все, что угодно, хоть
устно, хоть на бумаге… Есть только большая вероятность, что тебя поймут
неправильно.
Лишь тонкая нить слов связывает разумных в единое целое,
позволяет понимать друг друга. И как обидно, что, когда раз за разом пытаешься
сказать что-то действительно важное – понимания не происходит. Правда у каждого
всегда своя, и пустячная шутка вызовет внимание и заинтересованность, а твоя
боль и печаль – останутся безответными. Разумеется, исключения бывают, но
чудовищно редко.
– Она штала твоей первой штраштью, но шлишком пошдно… –
неожиданно сказала Сей, прикрывая глаза. – Так чашто бывает и у наш…
– Я не знаю, как ты сумела это понять, но спасибо тебе за
это, – произнес пилот. Такого странного взгляда, которым его наградила бывшая
помощница следователя, он еще не встречал. – Единственный, про кого я ничего не
знаю…
– Моррисон уехал к морю, я выясняла. – Уотсон все не
отводила от него удивленных и заинтригованных глаз. – Это странно звучит, но
пилот-спец решил заняться акванавтикой. Там требуются дельфиньи пастухи,
водители батискафов и лесники, ухаживающие за кувшинками. Очень странный
поступок для пилота… даже сообщали в новостях.
– Ты уверена?
– На все сто процентов. Если, конечно, его зовут Ханг. Идем,
не будем утомлять нашу гостью, она уже дремлет…
Тихо покинув палату, они вышли в коридор. Разминулись с
давешними носилками, везущими своего пациента.
– Ы-ы… – в беспамятстве бормотал больной, а санитар шептал в
переговорник: – Йоко, пройдите в операционную номер семнадцать, немедленно,
пациент в тяжелом состоянии…
– Наверное, тут ответственность не меньше, чем в космосе, –
оборачиваясь на пациента, сказал Алекс. – Сплошные нервы. Тут и спецу-врачу
трудно, а как ты справляешься?
– Раздумываешь, не стать ли врачом? – улыбнулась его
спутница.
– Очень может быть… а тебя не вызовут на подмогу? –
поинтересовался пилот.
– Йоко справится, она хорошая девочка, спец к тому же… В
нашем госпитале сотни врачей. И мой рабочий день уже закончен.
– Ты свободна сегодня вечером?
– Ого! Годков десять назад я была бы польщена таким вопросом
старого космического волка. Если бы только забыла мамин наказ никогда не
влюбляться в пилотов, не умеющих любить в ответ. – Дженни усмехнулась.
Алекс невозмутимо ответил:
– В том-то и дело, что я – умею.
– Шутишь?
– И да, и нет. Йоко, впрочем, тоже милая девочка… но… –
Резко остановившись, пилот обнял ее. – Она – не в моем вкусе. Мне нравишься ты,
и я очень боюсь, что начинаю влюбляться.
Алекс смотрел серьезно, без улыбки. Недоверие в глазах
женщины начало гаснуть.
– Что с тобой случилось, пилот? Таких, как ты, надо
показывать в цирке! Очереди выстроятся. Спец, пилот-спец, умеющий любить!
– Так и есть. Разумеется, это получилось не сразу. – Алекс
улыбался, от души наслаждаясь ее замешательством. – Некоторые думали, что
возникшее умение угаснет само по себе. Если бы так произошло, мне было бы даже
легче. Но увы – я по-прежнему умею любить.
Дженни растерянно пробормотала:
– Алекс, ты говоришь слишком странные и серьезные вещи…
Женщине трудно продолжать спорить, когда ее целует
нравящийся ей мужчина. Если судить по реакции Дженни – так оно и было.
– Любовь – это странная вещь, ее чувствуешь сразу, – сказал
пилот, на миг отрываясь от ее губ.
– Я чувствую. Но это невозможно!
– Если сомневаешься, назначь мне испытательный срок.
Госпиталь, как и положено, располагался на окраине города.
От ворот, где стояли прокатные машины, они пошли пешком. Самое смешное, что не
сговариваясь: обоим хотелось пройтись.
Алекс смотрел в небо.
Может быть, ему придется увидеть еще сотни планет, да и
повидал он немало. Отчего же каждое небо – такое странное и удивительное?
Горящие облака Омелии, летающие кувшинки Зодиака, пыльные смерчи Нангиялы…
Алекс задумчиво сказал:
– Кажется, я все-таки останусь пилотом. И поэтому тебе
придется освоить работу космоврача.
Уотсон засмеялась:
– Жаль, тебя не слышит мой бывший босс. Разумеется, он
немедленно начал бы выяснять причины твоего странного поведения.
Алекс покачал головой:
– Знаешь, у меня есть предчувствие, что он сменит работу.
Может быть, станет музыкантом. Если уже не стал.
– С чего ты взял?
– Такое предчувствие.
Интрига – это старое и безотказное оружие. Только теперь
пилот понял, что это такое – всерьез ухаживать за женщиной, увлекать, заманивать,
добиваться любви… а не предаваться быстрому и беззаботному сексу. Если это была
часть любви – то она ему нравилась.
– Похоже, тебе требуется помощь не по моей специальности.
Ольга, моя подруга, замечательный психотерапевт-спец, и возьмет недорого.
Выписать тебе направление? К концу года будешь как новенький. – Уотсон
улыбалась, но говорила серьезно.
– С этой болезнью она не справится.
Уотсон долго смотрела ему в глаза, прежде чем поняла, что
это правда.
Какое далекое это небо, если лежать на траве…
Обнаженное женское тело, ее запах, ее руки, ее растерянные
поцелуи…
Небо накрыло их тысячами плывущих кувшинок, живым и нежным
пологом.
Если сдернуть его – то там будет не только обжигающий свет
белого солнца, там будут еще и звезды.
Целое небо звезд.
Москва, январь—июнь 1999 г.
