I
Месть
Звонок
вот-вот должен был возвестить конец перемены. Школьный коридор медленно
пустел, ученики уходили в классы, в стенах школы постепенно
устанавливалась тишина. Небольшая кучка четырехклассников вертелась
вблизи парадной лестницы и у двери, ведущей в учительскую. По мере того
как приближался конец перемены, в сердца сновавших по коридору ребят
проникала робкая надежда: не пришел учитель географии Красавцев. Во
всяком случае его не было ни в канцелярии, ни в учительской. Может быть,
он заболел и вообще не придет сегодня в школу? А может быть, он, хотя
бы опоздает, как это часто с ним бывало? Среди ребят, шепотом
беседовавших в коридоре, выделялся Томек Вильмовский, хорошо сложенный
блондин, оживленно утешавший своих нервничавших друзей:
– А я вам говорю, сегодня «пилы» в школе нет. Я
убедился в этом лично и ручаюсь, что это правда. Может быть, его
служанка, уходя в город за покупками, нечаянно заперла дверь на ключ?
Вот, была бы потеха! Вы себе представляете «пилу» с журналом в руке,
мечущегося из угла в угол по квартире? Ах, если бы это увидеть!
Лица у ребят засияли при мысли о такой великолепной
возможности. Впрочем, трудно удивляться, что домыслы Томека возбуждали у
его друзей надежду и радость. До летних каникул оставалось не больше
трех недель, а Красавцев, или как его дразнили ученики, «пила»,
предупредил, что перед своим ускоренным отъездом в Россию оставит
«польским бунтовщикам» такую память, что они не забудут о нем весь
следующий год «сидения» в том же классе. Эта угроза могла означать
только лишь ухудшение отношения дирекции гимназии к четырехклассникам.
Опасения были не лишены оснований. Некто Мельников,
назначенный несколько месяцев тому назад директором гимназии, очень
твердо требовал от своих воспитанников безусловного послушания и
привязанности к царской фамилии. Дело в том, что наш необыкновенный
рассказ начинается в 1902 году, в то время, когда значительная часть
Польши находилась под правлением русских царей. Новый директор, которого
ученики возненавидели всеми фибрами своей души, отличался чрезвычайным
усердием в деле русификации польской молодежи. Ему было мало того, что
все уроки велись на русском языке. Мельников и, под его влиянием
некоторые учителя, строго следил за тем, чтобы ученики в школе вообще не
говорили по-польски. Новый директор посвящал множество времени изучению
семейных отношений своих воспитанников. Он на каждом шагу и в каждом
ученике подозревал враждебность к царской России, что, как правило,
отражалось в дневниках учеников единицами и двойками по многим
предметам.
Сразу же после своего назначения в гимназию, Мельников
обратил внимание на четвертый класс. По его мнению, в этом классе не
было «русского духа». Четырехклассники не очень прилежно учили русскую
историю, многие из них плохо знали русский и, как утверждали доносчики,
говорили между собой по-польски. Обеспокоенный этим директор обратился
за справкой в полицию и узнал, что некоторые из родителей его учеников
считались «неблагонадежными». Поэтому, не долго думая, директор решил
разорить «осиное гнездо», и выдал соответствующее приказание своему
доверенному, учителю географии, шестидесятилетнему Красавцеву.
Мельников вызвал Красавцева в Варшаву и определил его на
место учителя, который после несчастного случая заболел и подал в
отставку. Красавцев, одинокий, обозленный человек, часто искал забвения в
алкоголе. Поэтому в школе он был чрезвычайно рассеян, сосредоточив
внимание на выполнении тайных распоряжений Мельникова. Чтобы ничего не
забыть, Красавцев вносил в записную книжку важнейшие приказания своего
начальника. В эту книжку он постоянно заглядывал во время урока.
Ученики прекрасно чувствовали отношение директора и его
приспешника к ним, поэтому недвусмысленная угроза Красавцева возбудила у
них страх перед последним в этом учебном году уроком географии.
В коридорах школы резко задребезжал звонок.
Четырехклассники с облегчением вздохнули. Они вошли в класс и через
приоткрытую дверь наблюдали за учителями, спешившими на урок. Красавцева
не было. Но вот Юрек Тымовский, скрытый за колонной в коридоре у
лестничной клетки, стал делать рукой знаки, будто пилил дерево. Томек
Вильмовский сразу же понял в чем дело.
– Вот, черт возьми! Все же «пила» появился в школе, – обратился он к укрывшимся за ним коллегам.
Юрек Тымовский появился в классе. Разочарованно махнул рукой, говоря:
– "Пила" уже на лестнице. На ходу снимает пальто и
немилосердным образом сопит... Это же надо, чтобы в такой прекрасный,
солнечный день человека ожидала позорная судьба...
– Может, обойдется. Важнее всего не терять присутствия духа, – шепнул Томек, сжимая локоть своего друга.
Взволнованные ребята, спешно занимали свои места.
Исключение составлял первый ученик Павлюк, известнейший подлиза, который
среди своих товарищей слыл ябедником и шпионом. Ему-то бояться нечего.
Он сидел прямо и со злобным удовлетворением смотрел на обеспокоенных
соседей.
Томек Вильмовский сел на парту рядом с Юреком Тымовским.
У него, собственно, не было причин опасаться за себя. Он превосходно
учился, а география была его любимым предметом. Если бы среди
большинства учителей он не пользовался репутацией «польского
бунтовщика», то, по всей вероятности, считался бы первым учеником.
Сегодня он боялся только за своего приятеля, которому угрожала явная
опасность остаться на второй год. В школе все знали, что у отца Юрека
недавно были неприятности с жандармерией. Он был инструктором верховой
езды в манеже на Литовской улице, где, как подозревала полиция,
происходили тайные собрания поляков, выступавших против царской России.
За это Мельников уже не раз вредил Юреку, да и теперь не было сомнения,
что он поручил Юрека «опеке» Красавцева. Томек дружил с Юреком и очень
любил его отца. Благодаря хорошим отношениям с Тымовскими, он
пользовался в манеже некоторыми привилегиями. Старший Тымовский в
свободное время обучал мальчиков верховой езде. По уверениям
инструктора, Томек держался в седле очень хорошо. Томек чрезвычайно
гордился этим. Скромные материальные условия опекунов не позволяли ему
слишком много развлекаться. По многим соображениям бесплатное обучение
верховой езде было для него огромным удовольствием. Теперь Томек с
беспокойством думал о том, сколько хлопот и неприятностей ожидает отца
Юрека, если его сын не перейдет в следующий класс.
Со школьным журналом под мышкой Красавцев вошел в класс.
Достаточно было одного взгляда, чтобы заметить плохое настроение
учителя. Шаркая ногами, он уселся за кафедру, разложил на ней журнал и
что-то бормоча себе под нос, стал нервно копаться в карманах. Не находя
того, что ему нужно, гневно морщил лоб. Видя это, Юрек Тымовский
обратился к Томеку и тихо сказал:
– Ого, вот будет страшный суд! Наверное, «пила» опять забыл свои очки...
– Ну и хорошо! – тоже шепотом ответил Томек. – А может быть, и записную книжку забыл сегодня...
