Томек уже знал в общих чертах историю Пятого континента.
Австралия была открыта голландцами только лишь в XVII веке. Но
исследования Австралии были начаты гораздо позднее, англичанами. Первым
европейцем, прибывшим к восточному побережью континента, был Джемс Кук
[25]
, который открыл Залив Ботани
[26]
вблизи нынешнего Сиднея. Восемнадцать лет спустя, капитан Филлип
[27]
выгрузил там первый транспорт каторжников и основал первую на континенте английскую каторжную тюрьму.
Длительное время Австралия пользовалась худой славой у
европейцев. Уже это одно вызывало у Томека неприятное чувство, к тому же
он вспомнил, что во время охоты придется так или иначе вступить в
опасные отношения с дикарями, аборигенами Австралии. Ведь придется
охотиться на территориях, еще не завоеванных европейцами. До сих пор
Томек знал представителей коренного населения Австралии только по
фотографиям в книгах. Они выглядели не очень дружелюбно. Это были
полунагие с коричневым цветом кожи мужчины, отличавшиеся приплюснутым
носом, толстыми губами и буйными, черными, курчавыми волосами на голове.
Тела их были покрыты шрамами татуировки и полосами, нарисованными белой
краской, в руках они держали копья или бумеранги. Особенно бумеранги
возбуждали сомнение. Недаром австралийские дикари принадлежат к самым
примитивным племенам в мире.
«Ого! Они, конечно, не любят белых, – размышлял
Томек. – Кук не сумел с ними договориться. Они не приняли от него
даже блестящих стекляшек, цветного полотна и продовольствия. Разве это
не Кук сказал, что несомненно дикари желали только одного – чтобы мы
поскорее убрались восвояси?»
«Впрочем, я им не удивляюсь! – продолжал думать Томек. – Кому желательно, чтобы его родной край завоевали чужеземцы?»
Рассуждая так, Томек стал сильно сомневаться в
гостеприимном приеме их экспедиции аборигенами Австралии. Поэтому он
воспользовался первым удобным случаем, чтобы поговорить об этом со
Смугой и отцом.
– Я несколько опасаюсь, захотят ли австралийские
дикари помогать нам во время охоты, – сказал Томек однажды. –
Ведь они, по всей вероятности, никогда не слышали о фирме Гагенбека,
который снарядил нашу экспедицию за дикими животными.
– Я тоже совершенно уверен, что австралийцы не
знают Гагенбека, – ответил Смуга, – но я надеюсь, что за
хорошее вознаграждение они с удовольствием примут участие в нашей охоте.
– Значит, мы их просто наймем для помощи в охоте, – удивился Томек.
– Вот именно. Так мы и намерены поступить, –
пояснил Смуга. Я думаю, что это обойдется дешевле, чем приезд
соответствующего количества людей из Европы. Мы всегда во время
экспедиций пользовались услугами местного населения.
– Меня интересует, хорошо ли относятся австралийцы к
белым? – спрашивал Томек, пытаясь до конца развеять свои опасения.
– Мне не приходилось слышать о какой-либо серьезной
борьбе австралийцев с поселенцами, – вмешался в беседу
Вильмовский. – Вообще австралийцы очень добродушны и гостеприимны,
хотя у них достаточно причин ненавидеть белых колонизаторов.
– Почему? – удивился Томек.
– Следует помнить, что в первые годы колонизации
Австралии на местное население посыпались неисчислимые беды. Их
уничтожали, пользуясь любым поводом, угощали даже отравленной едой и
водкой. Особенно ужасная судьба постигла бедных тасманийцев, которых
убивали с такой жестокостью и беспощадностью, что уничтожили их
поголовно. Последняя тасманийка умерла еще в 1876 году.
– Это ужасно, – прошептал возмущенный Томек.
– Европейцы при завоевании новых континентов не
останавливались ни перед чем. Во всех случаях местное население
вынуждено было отдавать им свои лучшие земли, полностью подчиниться или
погибнуть. Тех из аборигенов, которые пытались заявить о своих
справедливых правах, безжалостно убивали, обвиняя их в дикости,
враждебности и некультурности. Так происходило в Африке, так было в
Америке, Австралии и Тасмании.
– Скажи, папа, много ли коренных австралийцев живет теперь в Австралии? – продолжал спрашивать Томек.
– Пожалуй, наберется еще несколько десятков тысяч
человек. Они, в основном, живут в глубине континента и в северо-западной
части, наименее пригодной для жизни,
Несколько успокоенный Томек, продолжал рассматривать виднеющиеся вдали обрывистые берега Южной Австралии.
На пятьдесят шестой день после выхода из Триеста
«Аллигатор» вошел в глубоко врезавшийся в материк Австралии залив
Спенсера. Сразу же после того как был отдан якорь в Порт-Огаста,
Вильмовский привел на корабль зоолога Карла Бентли, уже несколько дней
ожидавшего их прибытия. Для участников экспедиции, поляков, появление
его было приятным сюрпризом. Здороваясь с Томеком, он неожиданно спросил
его на польском языке:
– Как, и вы, молодой человек, принимаете участие в экспедиции?
– Ах, вы говорите по-польски! – обрадовался Томек.
– Мы этого никак не ожидали, – добавил Вильмовский, удивленный не меньше, чем сын.
– Я не только знаю польский язык, но до некоторой
степени считаю себя поляком, – весело ответил Бентли. – Вы
поймете все, если я скажу, что мой отец англичанин, а мать полька.
– Мы об этом ничего не знали, – заметил Смуга. – Гагенбек говорил о вас, как об англичанине.
– Я не считал нужным подробно объяснять Гагенбеку
тайну моего происхождения. Это ведь мое личное дело. Но сразу же обратил
внимание на ваши фамилии в списке членов экспедиции. Я попросил, чтобы
мне дали более подробные сведения. Получив их, я с удовольствием принял
предложение участвовать в экспедиции. С нетерпением ожидал прибытия
земляков моей матери. Я ей обещал, что после окончания экспедиции
привезу вас всех в Мельбурн.
– Пусть меня съедят акулы, если эта экспедиция в
Австралию не становится приятнее час от часу! – пробормотал про
себя боцман Новицкий.
– Теперь разрешите мне повторить вопрос, –
сказал Бентли. – Вы в самом деле намерены взять в экспедицию этого
молодого человека?
– Конечно! Но почему вы об этом спрашиваете? – с беспокойством спросил Вильмовский.
– Нас ждут труды и, быть может, опасности. Ведь он еще слишком молод, – ответил Бентли.
– Этот молодой человек одним выстрелом из штуцера
застрелил тигра и спас меня и себя от жестокой смерти, – вмешался в
беседу Смуга.
– Мне уже сообщили об этом, и я не сомневаюсь, что
тигра необходимо было застрелить. Но я не знал, что это сделал молодой
Вильмовский, – удивленно сказал Бентли, одобрительно разглядывая
мальчика. – Если дела обстоят таким образом, я беру назад свои
возражения. Я ведь был озабочен только его безопасностью.
