– Масуд, брат наш, благодарим тебя за уважение к нашим традициям. Отныне счастье наше полно и ничто не сможет его омрачить.
Но Раджу Великому ответила его дочь. С непонятной улыбкой девушка проговорила:
– Глупо быть счастливым, отец, лишившись главного сокровища…
Магараджа поднял глаза, но девушка уже отвернулась.
– Пора, дети мои, свадебный пир ждет нас.
Да, обильный свадебный пир был еще впереди. Как впереди, чувствовал Масуд, еще множество сюрпризов. И, должно быть, не только приятных…
Свиток двадцать пятый
Пир, воистину княжеский, шумел. Яства сменялись новыми, музыканты не знали усталости, гости шумели. Тиха была лишь Джая.
Однако Масуд не печалился из-за этого – он преотлично помнил вчерашний вечер и ту клятву, настоящую клятву, которую дал своей нареченной. А сегодня… Что ж, девушка может быть задумчивой, пусть даже и на собственной свадьбе.
– Брат мой, – наклонился магараджа к Масуду, – не расстраивайся из-за молчания своей жены. Это тоже дань традиции.
– Я понимаю, уважаемый. И не расстраиваюсь, ибо наша жизнь еще впереди. Надеюсь, мне повезет увидеть улыбку счастья на лике своей прекрасной жены.
«Наглец!» – О, мысль Джаи была более чем отчетливой. Но, к своей радости, Масуд не почувствовал отвращения в душе жены. Так могла бы воскликнуть любая девушка, кокетничающая с тем, кто ей и впрямь небезразличен.
Магараджа вновь наклонился к новобрачным.
– Впереди еще одна древняя традиция нашей страны. Сотня рабов должна вынести сотню сундуков с приданым дочери княжеского рода. Но рабов в нашей прекрасной стране давно нет. А вот ты, мудрый мой брат, вызвался увезти жену в далекую страну. И там начать все с самого начала, выстроив и дом, и счастье собственными руками…
Джая не могла не слышать этих слов отца. Но она даже не повернула головы, не повела плечом, услышав о расставании с отчим домом. Масуд запомнил и эту странность. Размышлять, конечно, он будет потом. Сейчас же было достаточно простой наблюдательности.
– А потому вместо того, чтобы отяготить твое странствие сотней сундуков с тряпками, я решил чуть помочь тебе… Самую малость. Так, как это приличествует нашему роду и нашей стране.
«Ох, названный брат мой… Я боюсь даже думать, что ты считаешь приличествующими дарами».
Однако Масуд ничего ответить не успел. Взревели трубы, бывшая доселе тихой музыка едва не оглушила присутствующих.
Распахнулись двери, и в огромном проеме показалась пара слонов. Магараджа выпрямился, и глаза его засветились удовольствием. Животные входили парами, тяжело ступая под тяжестью шести колонн из зеленого агата, украшенных затейливой резьбой. Каждую пару сопровождал погонщик, одетый в шелка алого и желтого цветов.
Двадцать гигантов свободно поместились в просторном пиршественном зале. Не только драгоценные колонны, но также сундуки, мешки и корзины отягощали их спины. По сигналу погонщиков животные, подняв хоботы, трубно заревели и величественно вышли через противоположные двери.
– Это первый наш дар брату, – сказал магараджа. – Теперь ты сможешь восстановить свой дом и никто не упрекнет тебя, брата магараджи прекрасного Нарандата, в том, что он тесен и неуютен.
«Интересно, чем еще умудрится удивить меня мой названный брат?» – Масуду было и неловко, и неуютно. Гости же с видимым удовольствием взирали на магараджу, возрождавшего древние традиции одну за другой.
– Второй наш дар, Масуд-сказитель, порадует, думаю, твою высокую душу. Ибо в сундуках, выкрашенных в синий цвет, покоится целая библиотека – копия той, что хранится у нас самих. Должно быть, дар сей будет для тебя столь же драгоценен, каким для нас был в свое время подобный же, ибо отец нашей невесты был щедр всегда.
«Как и ты, мой мудрый брат, щедр ко мне более чем сказочно…»
Масуд склонился в глубоком поклоне. Он пытался найти слова, достойные отразить чувства, что бушевали в его душе, но не мог. Да и не успел – магараджа вновь заговорил:
– А вот это, честный купец, наш тебе третий дар. Ты говорил, что прошло уже не менее пяти десятков лет, как забыты имена купцов твоего рода в далекой стране Ал-Лат. Мы лелеем надежду, что этот наш третий дар, дар более чем скромный, поможет возродить достойное купеческое имя. И помни, что от сего дня, в чем бы ни возникла у тебя нужда, все тотчас же будет тебе переслано. Со всей возможной в наш стремительный век скоростью.
Двери вновь распахнулись. Теперь уже не слоны, а высокие мощные нубийцы-носильщики втащили красные и черные сундуки. Они по очереди распахивали их, и перед пирующими представали разноцветные шелка – рулоны разворачивали, демонстрируя блеск и великолепие тканей. Затем внесли две алебастровые вазы, полные благоуханной амбры, потом два ларца из золота и слоновой кости: первый был до краев полон жемчугом, второй – луковицами тюльпанов (и то, и другое почиталось равно драгоценным). Потом внесли пять десятков огненных лисьих шкур, потом еще пять десятков лисьих шкур, однако черно-серого цвета… Ввели десять скакунов с золотыми уздечками и парчовыми седлами дивной красоты. Разложили на ковре в ряд семь слитков золота и четырнадцать – серебра.
Масуд задержал дыхание: о, третий дар магараджи был поистине царским! Более чем царским, ибо дарил удивительно легкую возможность восстановить славное имя ибн Салахов, а легкость эта обещала множество мгновений, которые можно будет провести не в лавках или в присутственных покоях наместника, а с женой, спокойная отрешенность которой нравилась ему все больше.
Да, невеста была необыкновенно, возвышенно красива. Ее не портили даже узоры из хны. «Аллах великий, да ее не испортит и рубище!» – подумал Масуд, хотя изо всех сил старался не думать о том, как его жена будет выглядеть вовсе без платья. Ибо мысли эти разжигали в нем огонь. Мысли и та смехотворная клятва, которую взяла с него красавица Джая.
Чтобы отвлечься от мечтаний, делающих честь любому мужчине, но совершенно неуместных на княжеской свадьбе, Масуд вернулся мыслями в тот день, когда вместе с отцом побывал на приеме у великого халифа Кордовы. Тот день был памятен для многих, однако юный Масуд запомнил лишь варварский подарок, который передал купец из далеких полуночных земель пресыщенному халифу.
Подарить рабыню – о да, это понятно. Но подарить рабыню, которая обучена лишь одному – доставлять повелителю утонченное удовольствие… Нет, юный Масуд тогда не мог этого понять, да и сейчас, немало повидав в мире, скривился от отвращения. Ибо он почитал близость телесную продолжением близости духовной. Конечно, мужчиной зачастую движет лишь плотское желание. Но он, Масуд, подозревал, что желать одну-единственную можно лишь тогда, когда тебя привлекает в ней не только тело, но и разум.
Однако красота той девушки памятна была Масуду до сих пор. Высокая, светловолосая, она стояла, низко наклонив голову, дабы никому не показать своего лица. На девушке было некое подобие юбки, состоящей из ниток отборного жемчуга, свешивающихся с золотого, украшенного самоцветами пояса, обхватывающего бедра ниже талии и оставляющего открытым нежный живот. Облегающая парчовая безрукавка почти не скрывала дивные груди. Девушка была боса, прозрачная нежно-розовая вуаль окутывала нижнюю часть лица и плечи. Конечно, такое необычное одеяние открывало многое, но тем сильнее было желание узнать, что же остается сокрытым.
