Тут вышел на свет Божий добрый молодец инспектор и, со смехом войдя в ларек, стал составлять акт, который продавщица, конечно, не подписала, ссылаясь на свое милосердие.
– Не имеет значения, – сказал инспектор и унес акт.
Дальше все было просто. Автоинспектор свел интересы обеих сторон к одному банкетному столу в приморском ресторане. Стороны, сидя друг против друга, при свидетелях обменялись актами и, изорвав их в клочья, выбросили в море.
После этого, говорят, порядочно было выпито, потому что товарищ инспектора горсовета оказался очень веселым парнем. Он никому не давал передышки и то и дело хватался за живот, крича:
– Ой, ой, живот болит, налейте!
Тут, говорят, все падали от смеха, кроме фининспектора, которому все-таки эта шутка продолжала не нравиться.
Надо сказать, что после этой истории Богатый Портной с новыми клиентами стал гораздо осторожнее. Прежде чем впустить неизвестного в дом, он довольно основательно изучал его, разговаривая с балкона. Помню, одного хриплого толстяка он прямо-таки измучил. Тот стоял, придерживая одной рукой перевязанный шпагатом газетный сверток, в другой руке висела сетка с мушмулой. Богатый Портной, склонившись над перилами балкона, внимательно изучал его.
– Я от Гагика Марояна, – застенчиво косясь на сверток, сказал толстяк, – один костюмчик хочу.
– Нет, что ты, дорогой, – ответил он ему, расплывшись, – давно бросил. Пожалуйста, в мастерскую.
– Один летний, легкий костюмчик, – прохрипел толстяк.
– Что ты, дорогой, – повторяет он, стараясь определить, хитрит толстяк или в самом деле честный клиент. Он рыскает по нему выпуклыми глазками, не зная, за что зацепиться, и неожиданно спрашивает:
– Мушмула с участка?
– С базара, – отвечает толстяк, обливаясь потом. – Гагик сказал, пойди к Сурену…
– У меня тоже участок, – говорит Богатый Портной, – восемь японских корней мушмулы посадил, но пока не родит…
– Один аккуратный костюмчик…
– Что ты, дорогой! – восклицает Богатый Портной, как бы удивляясь тому, что люди еще помнят дела такой давности. – А какой Гагик тебя послал?
– Гагик Мароян…
– Ты смотри! – вдруг удивляется Богатый Портной, что этот человек знает именно Гагика Марояна, хотя тот с этого и начал. – Откуда ты его знаешь?
– С братом на фермзаводе работаю, – хрипит толстяк.
– Ты смотри, правильно! – еще больше удивляется он. – Легкие тоже слабые имеет?
– Да, имеет, – кивает толстяк, обливаясь потом, – как брата, прошу…
– Нет, что ты! – разводит руками Богатый Портной и вдруг добавляет: – А парторгом кто у вас?
– Миша Габуния, – хрипит толстяк, – майский костюмчик…
– Ты смотри, тоже правильно! – еще больше удивляется Богатый Портной. – Молодец Миша! Растет. Время такое…
– Один летний, легкий… – тянет хрипло толстяк.
– Нет, шить не шью! – наконец сдается Богатый Портной. – Просто так заходи, поговорим.
Толстяк заходит.
Вообще Богатый Портной не любил, когда на нашей улице появлялся какой-нибудь незнакомый человек. Бывало, смотрит на него сверху, потом вслед, поставив руку козырьком от солнца, потом пожимает плечами, в недоумении бормочет:
– Третий раз сегодня проходит… Другой улицы нет, что ли……
* * *
Но я чуть не забыл рассказать, как Богатый Портной нанимал сторожа на участок еще до того, как сам взялся за дело. То ли потому что он работу предлагал сезонную, всего на два-три месяца, то ли еще почему, но так он и не смог нанять себе настоящего сторожа. Он даже объявление вывесил во многих местах.
Я сам видел одно такое объявление на электрическом столбе прямо напротив выхода из стадиона. Словно он надеялся, что после футбольных состязаний нашему болельщику ничего не остается, как прочесть его призыв и пойти в ночные сторожа, тем более что наше местное «Динамо» все время проигрывало, хотя и подбрасывало всесоюзному футболу время от времени (а может, поэтому и проигрывало?) довольно значительных звезд. Достаточно сказать, что знаменитый нападающий московского «Спартака» Никита Симонян наш парень.
Объявление это гласило: «Ищу хорошего русского старика для сторожения фрукт. Если будет плотник или каменщик, еще лучше. Вторая Подгорная, дом 37, балкон на улицу, кричи: «Сурен».
То ли хорошие русские старики были приставлены к другим фруктовым садам, то ли еще что, но однажды к дому Богатого Портного подъехал на своем ослике известный в городе бродячий хиромант, человек с огненным взором и огненной бородой. Обычно он ездил на своем ослике по дворам и гадал.
– Последний русский дворянин и первый советский хиромант! – кричал он зычным голосом, остановившись посреди двора, подманивал к себе женщин. Женщины подходили и, украдкой утерев ладонь о фартук или халат, словно надеялись этим улучшить показания судьбы, протягивали руку. Хиромант гадал, не слезая с ослика. За гадание брал деньгами, продуктами или детской одеждой для своего многочисленного потомства. Иногда он появлялся возле нашей школы, где, также не слезая с ослика, за небольшую плату решал математические задачи для старшеклассников. В городе его считали не то ученым, не то полоумным, а точнее – полоумным, оттого что ученый.
Мой сумасшедший дядюшка, увидев его на ослике, приходил в радостное состояние и, показывая на него пальцем, говорил:
– Мулла едет, мулла!
Однажды он заехал к нам во двор. Там у него произошло небольшое столкновение с Богатым Портным, которое, по мнению некоторых людей, повлияло на их будущие отношения. Я это хорошо помню, потому что в это время, сидя на корточках посреди двора, мыл в лохани Белку.
Главное, что Богатый Портной в поисках сквозняка на этот раз спустился во двор и пил кофе по-турецки, который сюда ему принесла жена, хотя для обоих было бы проще, если бы он, выпив кофе, спустился вниз. Но он всегда так делал, если уж спускался во двор. Бывало, только спустится, а там считай до десяти, и глядишь, его жена появится с чашечкой кофе в одной руке, а то и со стульчиком в другой. Правда, стульчик иногда он выносил и сам, но кофе – никогда.
И как это она точно поспевала за ним, было трудно понять. Я даже подозревал, что они все это разыгрывали заранее, потому что Богатый Портной ко всем своим достоинствам еще и считал себя хозяином прекрасной семьи и свои редкие выходы во двор отчасти превращал в наглядные уроки семейной идиллии. Вот так он сидел и пил кофе, когда в калитку въехал на своем ослике огненнобородый хиромант.
– Воздух – твое гаданье, – сказал Богатый Портной, дав ему проехать возле себя, – ни один человек не верит…
– Последний русский дворянин и первый советский хиромант! – воскликнул тот, не обращая внимания на Богатого Портного. Остановившись посреди двора, он бросал огненные взоры в окна и приоткрытые двери квартир.
