Так и было написано. Разочаровался, мол, в переселении душ. А во вращении Земли вокруг Солнца он не разочаровался?
Несомненно, это был Костик.
И дальше следовало само интервью, в котором Сигма камня на камне не оставила от Мадемуазель СиСи и нашего аттракциона, объявив его модным, но полным фуфлом. Особо детально был расписан сеанс с Огневым-Кошицем, который сама Сигма и готовила.
Я дочитал.
— Что скажешь? — мрачно спросил Мачик.
— Я не знал ничего…
— Ну, я эту б…дь вы…бу! — грозно пообещал Мачик.
— Она девушка, — зачем-то сказал я.
— Значит, так. Ты остаешься работать. Ты мне нужен. Но ты мне уже не друг со всеми вытекающими. Не сумел приструнить бабу!.. А она… Пусть пеняет на себя. Честно скажу, за ее шкуру я не дам сейчас и десяти центов. Иди!
Я пошел к дверям.
— И вот еще что. Скажи ей, пусть завтра принесет сто штук баксов, которые получила за Грибоедова, — сказал Мачик.
— А баксы за что?!
— Она его обманула. И нас обманула!
— Так сделка же состоялась! И Пушкина сберегли! — вскричал я.
Мачик подумал.
— Это правда. Хер с ней. Правда, ей они теперь не понадобятся.
Я позвонил Сигме на мобильный и сказал, чтобы она сидела дома и никуда не высовывалась. Даже не подходила к окну.
Она поняла. Она вообще понятливая.
Когда я возвращался домой, я увидел у нашего дома на противоположной стороне улицы припаркованный джип, в котором сидели известные мне пацаны из охраны Мачика.
Они даже не скрывались и помахали мне для приветствия.
Я понял, что дело плохо. Что они замыслили?
Дома Сигма сидела у окна и смотрела на этот джип так, чтобы с улицы ее не было видно.
— Зачем ты это сделала? — спросил я.
— Чтобы знали!
— Ну и глупо. Такие вещи надо готовить. Сказала бы мне, мы бы сменили квартиру. А теперь не высунуться.
— А если попробовать? — предложила она.
— Не советую. Вряд ли они будут стрелять прямо на улице. Скорее, запихнут в машину и увезут в лес…
Глаза Сигмы округлились.
— В лес?! Зачем?!
— Блин! Си, ты думаешь, они хотят тебя пожурить? Они тебя убьют! Понимаешь, убьют! — закричал я.
— Убьют?! За что?! — она действительно думала, что ее легко накажут — и всё.
Весь вечер мы обдумывали, что теперь делать, под пение мадам Полуэктовой, сопровождаемое криками попугая. Я чувствовал, что у меня тоже начинает ехать крыша.
Однако на следующий день ситуация ухудшилась. В дело вступил поэт Огневой, которому родство душ с Грибоедовым так и не помогло добиться признания. И теперь он метал громы и молнии, обвиняя Мачика и компанию в жульничестве. Он настаивал, что его загипнотизировали и заставили под гипнозом назвать Грибоедова в качестве одной из предыдущих инкарнаций.
Это было уже серьезно, учитывая миллиарды Кошица.
Мачик мог убрать Сигму.
Кошиц мог убрать всю нашу команду, стоило ему только мигнуть.
Но ему, видимо, это было не нужно, а хотелось лишний раз пропиарить Огневого в прессе.
Джип дежурил под окном. Полуэктова и попугай соревновались в произнесении фразы «Спросите ваши души».
Ночью, услышав пение соседки в кухне, я тихонечко приоткрыл дверь, вооруженный спирометом, и всадил ей в сердце душу одного из двух тараканов, оставленных мне для экспериментов.
Я наградил Полуэктову душой Мани Величко, барменши в кафе «Ласковый гном», которая отдала Богу (а точнее, нам) душу полтора года назад в результате банального дорожного происшествия. Душа же профессора Тимирязева вернулась к моему таракану.
Как только я это сделал, Полуэктова обернулась ко мне и игриво спросила:
— Вам капучино или эспрессо?
— Эспрессо, — буркнул я, выходя из комнаты.
Полуэктова мгновенно изготовила эспрессо и подала мне в чашечке с блюдечком.
Я понял, что дело сделано. Она больше не будет петь про души, а станет обслуживать квартиру напитками.
Успех окрылил меня. Я решил попробовать решить таким путем и проблему с Сигмой.
У меня имелись в наличии два таракана. Тимирязев и детский писатель. Я усадил их в одну банку и поставил ее на стол. Тараканы внимательно смотрели на меня. Очевидно, недавние зверства произвели глубокое впечатление на бывшего профессора и бывшего детского писателя. Оба, несомненно, были в прошлом гуманистами.
Тимирязев, как известно, занимался растениями, а детский писатель писал про зверьков и птичек, про природу, леса и поля.
Оба были совершенно некровожадны. Я не сомневался, что они меня слышат и понимают.
— Друзья мои! — начал я, глядя в их тараканьи лица. — Я прошу прощения за допущенные ошибки, приведшие к истреблению ваших товарищей и коллег. Но сейчас я прошу помочь нам, причем сделать это совершенно добровольно. Я прошу кого-нибудь из вас дать согласие на обмен души с одним человеком. Человек этот неплохой по сути, с широкой душой (тут я подумал, что широкая душа Мачика может и не поместиться в таракане), он очень богат и обладает могучим здоровьем. Жить в нем будет вполне комфортно. У него есть и определенные недостатки, конкурентная борьба в шоу-бизнесе ожесточила его…
Бывшие профессор и писатель внимательно слушали меня, шевеля усами.
— …и он стал бандитом! — горько заключил я. — Ваша задача — помочь ему встать на правильный путь. Тот из вас, кто возьмет его душу, может сделать неплохую карьеру в вашем обществе. («Которое мы перебили!» — некстати подумал я.) Я сказал вам все, ничего не утаивая. Решайте!
Тараканы принялись обмениваться мнениями, ощупывая друг друга усами. Наконец Тимирязев отполз в сторону, а писатель поднял оба уса вверх, как бы сигнализируя, что он готов на подвиги.
Я зарядил писателем спиромет и отправился на рандеву с Мачиком. Точнее, на его расстрел, поскольку дуэлью это было назвать трудно.
Я позвонил секретарше и сказал, что хочу к шефу на прием. Она доложила, и Мачик немедленно меня вызвал. Очевидно, он предполагал, что я принесу ему какие-то условия сдачи Сигмы.
Я вошел в кабинет с фотоаппаратом Nikon, который болтался у меня на животе. Длинная труба телеобъектива со спрятавшимся внутри детским писателем была наставлена на Мачика.
— Ты… чего? Фотографировать будешь? Зачем? — недоуменно спросил Мачик.
— Мачик, я не хотел бы делать это тайком, я хочу, чтобы ты знал. Наше дело провалилось, мы занимаемся обманом и в этом обмане покусились на самое святое, что есть в человеке, — на его душу!
