— Эдвин, позволь представить тебе мисс Алису Лидделл. — Мистер Доджсон сделал жест в сторону своего младшего брата — бледную, смазанную копию самого себя. У них были одинаково асимметричные глаза, один ниже другого — однако у Эдвина это больше бросалась в глаза, — и одинаково маленькие рты с чуть опущенными книзу кончиками, вот только в отличие от старшего брата рот Эдвина всегда был чуть приоткрыт.
Ранее я уже познакомилась с несколькими братьями и сестрами мистера Доджсона. Два его брата, Скеффингтон и Уилфред, были студентами и иногда участвовали в наших лодочных прогулках. (Никто из них не пел, и всякий раз, как я роняла весло, они оба вздыхали, причем невероятно шумно.) Однажды мистера Доджсона навещали две его сестры. Женщины показались мне чересчур толстыми и любопытными. (Самая толстая из них, Фэнни, поинтересовалась, надевает ли на меня мама шелковые нижние юбки!)
Поэтому насчет Эдвина меня беспокоили некоторые сомнения. Впрочем, я убеждала себя быть беспристрастной.
— Рада знакомству, — проговорила я и, приседая в реверансе, фальшиво улыбнулась, взяв пример с Ины.
— Очень приятно. — Эдвин поклонился.
— Ну, Алиса, куда мы пойдем сначала? — Мистер Доджсон взял меня за руку. Наши ладони скрывались под перчатками, но я до сих пор хранила в памяти ощущение его обнаженной руки в своей в тот день в саду: она была сухой и мягкой, прохладной и одновременно теплой. Я крепко сжала ее сейчас, будто тем самым могла воскресить былое чувство. — В каждом колледже своя иллюминация. И мне сказали, что в Мертоне она особенно хороша.
— А можно просто побродить? Мне не хочется спешить.
— Отличный план! Будем просто гулять, наслаждаться вечером и же-желать королевской чете счастья.
Мы пересекли двор перед колледжем. На круглом бордюре каменного фонтана, скользком от воды, балансируя, стояли студенты. Их было много, и я надеялась, что хотя бы один из них упадет в воду, но, к сожалению, никто так и не упал. Пройдя через большие железные ворота, отделявшие двор перед колледжем от Сент-Олдейт, мы очутились в гуще шумной, оживленной толпы. И нам не оставалось ничего другого, как следовать за ней.
— Алиса, держитесь за меня крепче, — распорядился мистер Доджсон.
— Хорошо.
Эдвин схватил меня за другую руку, и я обрадовалась этому, потому что боялась, как бы меня не унесло толпой. Тогда я, подобно Оливеру Твисту, могла бы стать жертвой похитителей детей, хотя никогда не слышала, чтобы подобное случалось в Оксфорде. Нас окружала прорва народу, и, вглядываясь в толпу, я не заметила ни одного знакомого лица, что было очень необычно и слегка щекотало нервы. Поэтому я решила, что похищение нынешним вечером вполне возможно.
Как только я прониклась этой мыслью (я была уверена, что, если меня схватит шайка похитителей детей, в итоге обнаружится мое благородное происхождение, как это случилось с Оливером, хотя надеялась, что такое произойдет не раньше, чем меня обучат тонкостям карманных краж), мы завернули за угол и очутились на Хай-стрит, где толпа поредела. Вдруг все люди разом как один подняли головы и закричали. Я затаила дыхание. Прямо над нашими головами, над разными по высоте крышами с крутыми скатами с шипением разлетелись ракеты, замелькали вспышки, так что казалось, будто небо в огне. Острый запах обжег мне ноздри изнутри, словно разом вспыхнула тысяча спичек.
— О! — Я резко остановилась, заставив мистера Доджсона и Эдвина споткнуться. Эдвин выпустил мою руку, и я продолжала держаться только за его брата.
— Разве это не великолепно?! — восхитился мистер Доджсон, проследив за моим взглядом.
Я только и смогла, что кивнуть. Никогда и нигде, даже в Лондоне, я не видела, чтобы небо освещали так ярко. Повсюду, где только можно, виднелись громадные свечи: они висели на стенах домов, были прикреплены к кормушкам для лошадей и даже воткнуты в землю. И все они так ярко горели, что, проходя мимо, я чувствовала исходивший от них жар.
Вдруг пылающее колесо в небе накренилось, и на толпу посыпались искры. Послышались крики и смех. «Артур, я горю!» — воскликнула какая-то женщина, на что Артур так же громко ответил: «А разве ты не всегда горишь, любовь моя?» За его словами снова последовал смех.
Мистер Доджсон крепче сжал мою руку.
— Идемте дальше.
— Но ведь бедняжка горит… — Я повернула голову, пытаясь разглядеть, кто в толпе мог воспламениться.
Но мистер Доджсон с неожиданной силой потянул меня сквозь гущу людей. Эдвин шел следом. Его лицо стало ярко-малиновым, и я гадала, от чего — не от фейерверков же ему стало так жарко.
Люди ночью выглядели совершенно иначе. Днем они, разрядившись во все самое лучшее, даже бедняки в ужасающе старых коротких сюртуках и вышедших из моды узких платьях, изо всех сил старались соблюдать приличия. Однако вечером все держались более непринужденно: мятые воротнички, мятые юбки, устало свисавшие со шляп сломанные перья. Утром людское ликование выглядело довольно сдержанным, являя карикатуру на королевское достоинство. Сейчас все, забыв про гордость, кричали от радости и танцевали, выражая свое восхищение королевской чете.
Находились и смелые романтики. Мы прошли мимо пары, притаившейся в темном дверном проеме. Мужчина, стоя за спиной дамы, целовал ее в шею. Глаза женщины были закрыты, и я не могла определить, нравится ей это или нет. Затем она развернулась к мужчине и потянулась к нему губами, изящно обхватив его рукой за шею. Никто, кроме меня, эту пару не видел, и я почувствовала себя ответственной за сохранность ее секрета и исполнилась важностью взятой на себя миссии. Однако я не могла не оглянуться назад. При виде прижавшихся друг к другу мужчины и женщины в дверном проеме мне стало жарче, чем от фейерверков.
— В чем дело, Алиса? — Мистер Доджсон взглянул на меня, не выпуская моей руки. Эдвин шел на несколько шагов впереди.
— Ничего, просто… просто все кругом влюблены! — выпалила я, не в состоянии хранить секрет.
Мистер Доджсон приподнял брови, но улыбнулся:
— Все вокруг дышит любовью, как говорится?
— Все сегодня такие милые. Все так замечательно. Не правда ли? Разве это не чудо?
От окружавшей красоты у меня закружилась голова. Фейерверки, музыка (каждый оркестр, казалось, играл какой-то свой венецианский вальс), иллюминации, светившиеся буквально повсюду. Некоторые из иллюминаций представляли собой набор подсвеченных изображений принца и принцессы, другие — их имена или поздравления им, буквы которых были составлены из пылающих свечей в разноцветных стеклянных лампах.
Но особенно меня привлекали пары, которые прогуливались, взявшись за руки, сидели и со счастливым видом беседовали на скамейках… стояли с закрытыми глазами в темных дверных проемах.
— Да, это самое настоящее чудо. Видели бы вы себя сейчас. — Голос мистера Доджсона звучал мечтательно — так же, как тогда, в саду. До меня вдруг дошло, что мы с тех пор ни разу не оставались наедине… до настоящей минуты. — Блестящие волосы, горящие глаза, пламенное сердце.
