В толпе резко выделялись черные милицейские шинели. А вот агенты ГПУ, напротив, в глаза не бросались. Они пристально рассматривали людей, собравшихся на тротуаре рядом с домом Зингера, напротив Казанского собора. Только что из областного отдела чекистам сообщили, что пойманный на площади Восстания троцкист полностью признал свою вину и указал место, где планируется развернуть антипартийный транспарант…
Владимир, серый после бессонной ночи, тоже стоял на тротуаре среди любопытных и сумрачно смотрел на демонстрантов. Рядом с ним стояли щетинистый старикан рабочего вида и суетливый парнишка, тоже из рабочих.
– Посторонись! – раздался чей-то повелительный клич. – А ну осади на тротуар!
Демонстрация послушно расступилась. По середине проспекта проследовали два больших черных «Паккарда». Лицо человека, сидевшего на переднем сиденье первой машины, Владимир заметил и проводил пристальным взглядом, пытаясь вспомнить, где же он его видел… Но так и не вспомнил.
– Ишь ты, прямо как при старом режиме, – с усмешкой сказал щетинистый старикан. – Осади на тротуар… Только тогда еще казаки с нагайками были. А нагайка, – обернулся он к Владимиру, – это знаешь, что такое? Вот будь на тебе пальто, а под ним семь пиджаков с рубашками – так нагайка все это как нож масло режет.
– Слышь, дед, кончай тут контру разводить, – встрял рабочий парнишка. – Вот чего ты тут воду мутишь, а? Ты что, не знаешь, что обстановка и без того сложная?
– Чего сложная-то? – смутился старикан.
– Обстановка, говорю. Сторонники Троцкого сегодня могут акти… активизироваться, во как, – с трудом, но солидно выговорил парнишка. – А ты – старый режим, старый режим…
В стороне грянул милицейский свисток. Владимир непроизвольно вздрогнул – сегодняшнее ночное общение с милицией стоило ему немалых нервов. Но свистели явно не ему, а тому, кто поднял над толпой косо нарисованный от руки транспарант «Да здравствует Ленинский ЦК!»
– Во суки! – непонятно почему разъярился парнишка. – Лозунг подняли, троцкисты чертовы! Ну гады, а…
Он надвинул кепку на глаза и решительно нырнул в толпу.
«Паккард», в котором ехали Сталин, Ворошилов и Киров, мчался по проспекту 25 Октября. Демонстранты расступались перед машиной. Вожди сидели рядом на заднем сиденье и негромко переговаривались. Сквозь поднятую стеклянную перегородку виднелись затылки водителя и начальника охраны.
– Не думаю, товарищ Сталин, что оппозиция именно сегодня решит показать свою, так сказать, силу… – говорил Киров.
– Точнее, бессилие, – вставил Ворошилов.
– Вот-вот… Все-таки юбилей революции – примиряющая дата. В семнадцатом все было просто – вот мы, вот они…
Сталин засмеялся, по-дружески обнял Кирова за плечи:
– Любишь ты все упрощать, Сергей… Да ведь троцкисты спят и видят, чтобы нанести нам удар в спину именно в момент праздника. Особенно после моей речи на пленуме.
– Только не в Ленинграде, – помотал головой Киров. – Мы тут их крепко почистили.
– Ручаешься? Это хорошо, – легко согласился Сталин. – А у нас в Москве мы, выходит, их еще слабо почистили?
– Выходит, так, – засмеялся Киров.
– Ну что ж, надо забирать в Москву твоего Мессинга, – в таком же шутливом тоне сказал Сталин. – Пусть покажет пример нашему Менжинскому.
– Как ты это позавчера сказал, Коба? – подхватил Ворошилов. – «Заклятые враги революции ругают ГПУ – значит, ГПУ действует правильно».
Все дружно рассмеялись.
По сумрачному, угрюмому проходному двору в центре Ленинграда, задыхаясь, тяжело бежал самый старый из троцкистов – седой Петрович. Он прижимал к себе полотнище транспаранта, который развернул было напротив Казанского собора.
Следом, топоча сапогами, мчались двое милиционеров в черных шинелях. Оба время от времени свистели в свистки.
– С ним еще рыжий был, молодой! – на бегу крикнул первый милиционер второму.
– Я в курсе, давай за этим!
Добежав до ржавой пожарной лестницы, Петрович подтянулся на руках и начал карабкаться на крышу. Один из милиционеров полез за ним, а второй бросился дальше, в подворотню.
– Стой, тварь троцкистская… – прохрипел первый уже с лестницы.
– Хрен возьмешь, – хрипло рассмеялся в ответ седой. Он уже был на крыше. – Я этими дворами еще в пятом году от полиции уходил.
Грохоча кровельным железом, он бросился вперед. Мокрая от дождя крыша скользила под ногами. Наперерез с испуганным мяуканьем бросился черный котенок.
Седой, тяжело дыша, обернулся. Милиционера видно не было.
Петрович поднял глаза и увидел второго мильтона, который держал его на мушке нагана. «Успел, – равнодушно подумал седой. – С того двора забежал и залез… Успел. Ноги молодые. А у меня – старые».
– Руки вверх, троцкист, – облизав пересохшие губы, хрипло сказал мильтон. У него было щекастое круглое лицо – обычное русское лицо простого парнишки, родившегося в деревне. «И звать, небось, Ваней», – подумал седой, поднимая руки вместе с транспарантом вверх…
В следующий момент он неожиданным ударом древка транспаранта выбил оружие из рук милиционера и ногой ударил его в живот. Мильтон с воплем рухнул на крышу. Издали, грохоча сапогами по железу, приближался отставший первый милиционер с револьвером в руке. Он выстрелил в воздух.
– Стоять, сука!!!
Петрович бросился дальше, к краю крыши. Он помнил, что там есть пожарная лестница, которая ведет в соседний двор. Лестница была на месте, и он начал торопливо спускаться по ней. Первый мильтон нагнал его и, лежа на краю крыши, целился в голову из нагана.
– Ты бы вниз посмотрел, придурок, – тяжело дыша, сказал мильтон.
Седой с уровня седьмого этажа взглянул вниз. Там, во дворе, уже собралась немалая толпа добровольных помощников милиции. Все они злорадно смотрели на него.
– Чего застрял? – крикнул кто-то. – Давай спускайся, мы те ленинский ЦК покажем…
Толпа расхохоталась.
– Ну что, хрен старый, видит тебя сейчас твой Троцкий? – презрительно спросил сверху милиционер.
Петрович еще раз взглянул на него, затем вниз, во двор.
– Я тебе не хрен, пес сталинский, а член РСДРП с 1903 года.
Он сильно оттолкнулся руками от лестницы и полетел спиной вниз, прямо на замершую от ужаса и неожиданности враждебную толпу…
Еще через десять минут подъехала бесполезная карета «Скорой помощи». Хмурые санитары грузили труп в машину, и никто уже не обращал внимания на грязный транспарант «Да здравствует Ленинский ЦК!», валявшийся на асфальте двора.
Дверца такси распахнулась, и полковник уселся за руль. Судя по всему, он нервничал.
– Что теперь, Павел Дмитриевич? – спросил генерал, разместившийся на заднем сиденье.
