– Нам трудно судить, мы встретились с фрейлиной впервые. Но в целом мы не заметили ничего необычного.
– Как ее нашли? – начал в свою очередь расспрашивать Симс.
– Она лежала у себя в гостиной на диване. Никаких повреждений, никакого насилия. Если она отравилась, то сама. Но фрейлина всегда отличалась спокойствием и рассудительностью. И все в один голос говорят то же, что и вы, – вела себя она совершенно обыкновенно. Никакой записки найдено тоже не было, – пояснил начальник дворцовой полиции.
– Вы позволите осмотреть тело? – спросил Симс.
Министр и полицейские переглянулись.
– Мы об этом и хотели вас просить, – сказал Воронцов-Дашков.
Тело несчастной фрейлины Алексеевой находилось там, где было найдено, – на диване, на котором мы сидели всего несколько часов назад.
Симс обвел цепким взглядом комнату. Затем подошел к распростертому на диване телу, наклонился и, как мне показалось, понюхал губы покойницы. Потом он пристально посмотрел на ее губы, снова понюхал и снова посмотрел.
– Что сказал придворный медик?
– Мертва, больше ничего конкретного, – ответил начальник дворцовой полиции.
Симс стремительно направился в приоткрытую дверь спальни. Все пошли за ним. Он остановился у туалетного столика, где стояли баночки, коробочки, бутылочки – все то, что необходимо женщинам. Симс открывал эти баночки одну за другой, нюхал, закрывал и ставил на место. Не остановившись ни на чем, вышел из спальни.
Он подошел к Юлии Федоровне, взял ее за руку и долго держал за то место, где считают пульс.
– Загадочное происшествие, – пробормотал министр двора.
– Можно узнать, получала ли фрейлина сегодня днем почту? – обратился Симс с вопросом к официальным лицам.
Начальник дворцовой полиции послал помощника справиться об этом.
– Да, фрейлина Алексеева получала корреспонденцию, но от кого и откуда, письмоводитель не обратил внимания, – доложил помощник, вернувшись.
– Болотов, я не читаю по-русски, просмотрите бумаги в ее секретере, нет ли там чего-то, что пролило бы свет на все это.
Я открыл секретер, свежеполученное письмо лежало на видном месте среди счетов от модистки и французских записок от других фрейлин. Письмо было из деревни от бабушки, княгини Трубецкой, которая писала об ужасном происшествии, случившемся по соседству. Любовница предводителя уездного дворянства, бросившая в Петербурге мужа-министра и злоупотреблявшая морфием, кинулась под поезд железной дороги. «О времена! О нравы!» – восклицала добрая старушка и предостерегала внучку от коварства мужчин и низменных желаний.
– Да, я слышал об этом, громкая история, – прокомментировал Воронцов-Дашков, – но к смерти госпожи Алексеевой вряд ли имеет отношение.
Симс взял из моих рук письмо, придирчиво осмотрел его, понюхал и положил на место.
– Ничто не указывает на насильственную смерть, впрочем, на самоубийство тоже, – огласил он свой вердикт.
Начальник дворцовой полиции и министр двора вздохнули с облегчением.
– Значит, так и запишем, – проговорил обер-полицмейстер, – «скоропостижная смерть от естественных причин».
– А что будет с телом? – поинтересовался Симс.
– Положат в гроб и поставят в Малой церкви.
– Это обычная практика?
– Да, два дня постоит, на третий – отпевание и похороны, – ответил начальник дворцовой полиции.
– Не смею вас больше задерживать, – сказал нам с Симсом министр двора. – Кстати, господа, не соблаговолите ли прийти на час раньше указанного ее величеством времени, я рассчитываю к утру получить часть тех сведений, что вы просили.
И мы отправились по домам. Было три часа ночи, снова рассвело. Я скорбел и плакал.
* * *
Утром, как и просил министр двора, мы с Симсом явились во дворец несколько раньше. Я в своем обычном виде. Симс же загримировался под Карла Эдуардовича Болина, который, судя по тому, как выглядел теперь английский детектив, был пожилым господином с большим количеством разнообразной растительности на голове и лице. Насколько Симс походил на оригинал, я судить не мог, ибо никогда не встречал главного придворного ювелира. Мне оставалось лишь наблюдать реакцию тех, кто его знал.
Карета Воронцова-Дашкова подъехала к министерскому крыльцу одновременно с нашим экипажем. Министр вышел и удивленно воззрился на моего спутника.
– Это ведь мистер Симс, а не Карл Эдуардович Болин, – полувопросительно-полуутвердительно обратился он ко мне.
– Вне всякого сомнения, – ответил я.
– Что ж, во всяком случае, в деле грима он действительно мастер.
В кабинете министра нас ожидали новости.
Дежурный помощник подавал нам бумаги. Я с листа переводил Симсу содержание каждого документа и откладывал в сторону.
О княгине Юрьевской выяснилось, что после гибели государя она вступила во владение ценными бумагами на сумму три миллиона рублей. Бумаги эти были положены на ее имя графом Адлербергом, прежним министром двора, что и подтверждалось им лично. Вскоре после прибытия в Ниццу княгиня носила на оценку местному ювелиру неустановленные драгоценности. С ювелиром проводится работа, вскоре поступит информация о том, что, это были за драгоценности. За княгиней остались наследственные и пожалованные земли и имения, которые находятся в управлении и с которых она получает регулярный доход. Из всего этого напрашивался вывод, что, хоть княгиня и богата, неустановленные драгоценности вполне могли быть украденными из дворца бриллиантами. Обыск, который провели жандармы в доме княгини в ее отсутствие, показал, что там хранятся дорогостоящая диадема и другие бриллиантовые украшения.
– Даниловский сейчас сверяет описание этих украшений с теми подарками, что княгиня получила от императора официально, – пояснил министр. – Однако ничего похожего на пропавшие бриллианты в доме не обнаружено.
– Это ничего не значит, – заметил Симс, – жандармы могли не найти тайник.
– Могли, – согласился граф.
– Таким образом, исключать княгиню из списка подозреваемых нельзя, – резюмировал Симс.
– Что касается связей, то французские газеты сообщали, что недавно княгиня тяжело пережила разрыв с одним из блестящих европейских аристократов, за которого, судя по всему, рассчитывала выйти замуж.
– Это интересно, – пробормотал Симс.
Списки приобретенных скупками драгоценностей пока не поступили.
Далее мы с Симсом изучили список служащих дворца. Из роты инвалидов за последние два года никто уволен не был. Инвалиды характеризовались как исключительно трудолюбивые и порядочные. За мелкие кражи были отданы в солдаты два молодых лакея, умерла фрейлина девица Головкина 86 лет, вышла замуж и уволилась прачка. Для обслуги последний год выдался спокойным, из господского сословия во дворце жили только фрейлины, ни балов, ни приемов не было, так что никто не выбывал и не увольнялся.
