– Папа, – позвала она.
Он повернулся.
Выражение его лица было замкнутое и неприветливое.
– Привет, котенок.
Глупые слезы навернулись на глаза, но Карли сморгнула их. Если отец и заметил, то ничего не сказал. Он просто повернулся и прислонился плечом к колонне, глядя на океан, пока Карли пыталась найти правильные слова.
Прошла целая минута, прежде чем он заговорил:
– Я тут вспомнил, как ты переоделась официанткой на вечеринке, которую я устроил для мэра. – Он повернулся к Карли. – Сколько тебе было лет? Шестнадцать? Семнадцать?
Она представляла себе совсем другой разговор, и ей вовсе не хотелось ворошить прошлое.
– Пятнадцать, – ответила она. – Ты так рассердился, что запер меня дома на месяц.
Он бросил на нее строгий взгляд:
– У меня не было выбора.
– Месяц – это целая вечность для подростка.
– Мэр пожаловался, что ты преследовала его на том праздничном вечере.
Она прикусила нижнюю губу, прежде чем ответить.
– Не совсем так, – сказала она, раздумывая, насколько мудро будет сказать правду. Карли переступила с ноги на ногу. – На самом деле я пыталась расспросить его жену о его любовнице.
Тяжелые брови ее отца удивленно взлетели вверх.
– Ты никогда не говорила мне об этом.
Она слегка пожала плечами:
– Я думала, что тебе лучше не знать.
– Теперь понятно, почему мэр был такой мертвенно-бледный, – размышлял он.
Последовала пауза, и Карли не знала, был ли он впечатлен ее подростковой наглостью или раздражен воспоминаниями о том удручающе независимом тинейджере. Отец слегка нахмурился, и над бровями образовались глубокие борозды.
– Почему ты здесь, Карли?
– Мне нужно…
К горлу подступил комок, мешая ей говорить, но Карли заставила себя подойти ближе к отцу. Она смотрела на бирюзовые воды Атлантики. Вечернее солнце сверкало на поверхности, и соленый ветерок казался очень мягким. Холодный антициклон, пришедший к ним, когда она впервые встретила Хантера, ушел и направился куда-то дальше. Как и сам Хантер. При этой мысли боль пронзила Карли. Его отсутствие было как пустой стул за переполненным столом – постоянное напоминание о том, что он ушел. Но Хантер был прав. Настало время общаться с отцом по-взрослому.
– Я не хочу воевать с тобой, – сказала она, сделав глубокий вдох. – Я знаю: со мной было нелегко в детстве.
Отец хмуро взглянул на Карли: он был смущен или просто насторожился.
– Я управляю многомиллиардным бизнесом с сотнями сотрудников, – произнес он с раздражением в голосе. – Но я никогда не знал, как обращаться с тобой.
– Я не сотрудник, которым нужно управлять, папа, – сказала она. – Я твоя дочь.
Отец бросил на нее рассерженный взгляд:
– С сотрудниками легче.
– Да, потому что ты можешь просто диктовать им, что делать. – Карли вздохнула и скрестила руки на груди. – В реальных отношениях люди не очень хорошо реагируют на этот метод.
Он посмотрел на нее и покачал головой:
– Я уверен, что твоя мать справилась бы намного лучше.
Слезы вновь подступили к горлу.
– Мне жаль, что я была трудным подростком.
– Просто… – Отец выдохнул и потер рукой лоб. – Я не вечен, – сказал он твердым, но искренним голосом. – И однажды ты можешь попасть в настоящую беду из-за твоих решений.
Карли почувствовала тупую боль и прижала пальцы к вискам, надеясь облегчить внезапный приступ.
– Хорошо, – продолжала она неохотно. – Ты был прав. Томас использовал меня. – Карли опустила руки. – Но я не любила его, – сказала она. Это стало совершенно ясно, когда она влюбилась в Хантера.
– Я знаю, – ответил отец.
Карли нахмурила брови в замешательстве, но он продолжил, энергично махнув рукой:
– Я не поверил, что ты спала с сенатором ради статьи, как не поверил в то, что ты влюбилась в него и позволила эмоциям взять верх над объективностью. Меня не проведешь. И в каком-то смысле… – он покачал головой с мрачным видом, – я почти желал, чтобы последнее оказалось правдой.
Потрясенная, Карли смотрела на отца, пытаясь осознать его слова:
– Я не понимаю.
Он тяжело вздохнул:
– По крайней мере, тогда бы ты рисковала своей карьерой ради чего-то большего, чем просто увлечение мужчиной. И с тех пор у тебя было немало отношений. Большинство парней не были достойны твоего внимания, но я не переживал бы так сильно, если бы ты действительно любила хотя бы одного из них.
Карли открыла рот, но ей нечего было сказать в свою защиту. С момента, когда двери лифта закрылись перед ней, она размышляла: а что, если все ее отношения после Томаса были просто попыткой избежать большой любви. Обвинения Хантера глубоко ранили ее. Второй раз в жизни она чувствовала себя брошенной, и у нее даже не было шанса объясниться. Отец не хотел выслушать ее три года назад, а Хантер не хотел слушать ее сейчас.
Но, может, ее отец наконец-то готов к этому разговору.
– Мы с Томасом стали встречаться уже после того, как статья была готова, – сказала Карли.
– Сейчас я это знаю. – Он сделал паузу. – Но тогда не был уверен в этом.
Было больно слышать эту правду, но жизнь несправедлива.
– Карли, – сказал ее отец, – когда ты повзрослеешь и перестанешь порхать от одного парня к другому?
От боли в груди у нее перехватило дыхание. Теперь пришло время говорить правду. Обрадуется ли он тому, что она наконец влюбилась, когда узнает, что это ее эмоциональное развитие пошло во вред работе? Ее начальница взяла ее, несмотря на прошлое, подарив ей второй шанс, который она только что уничтожила.
– Я уговаривала начальницу позволить мне написать статью о Хантере Филипсе. – В ее голосе звучало какое-то предостережение, и было видно, что отец готовится к худшему. – Она наконец дала добро, но… – замялась Карли, боясь увидеть разочарование отца. Видимо, выражение ее лица сказало все без слов.
– Ты переспала с ним, – угадал он.
Ее сердце сжалось. Отец пристально посмотрел на нее.
– Сейчас ты уже не можешь написать статью, – сказал он.
– Я это понимаю.
– Ты должна сказать своей начальнице почему.
– Это я тоже понимаю. – Ощущая болезненный ком в горле, Карли с трудом произнесла: – Я влюблена в него.
Видимо, ее страдания и боль отразились у нее на лице, потому что отец не казался особенно счастливым за нее. Он выглядел так, словно хотел разделить с ней эту боль, но не знал как.
