Недалеко от гостиницы вдруг забеспокоился Динго, которого Салли вела на поводке. Он внюхивался, поводил ушами, глухо ворчал, наконец ткнул влажным носом руку идущего рядом Томека.
– Салли, погляди-ка на нашу собаку! – позвал Томек. – Наверно, не может понять, почему не отводим его к Габоку.
– Тихо, Динго, успокойся! – сказала Салли. – Поздно уже, переночуешь у нас.
Беспокойство Динго, тем не менее, лишь усиливалось. Он хрипло залаял, поглядывая то на Салли, то на Томека.
– Томми, он на самом деле как-то странно себя ведет, – заметила Салли. – Все что-то вынюхивает, как будто напал на знакомый след. Ох, Томми, неужели…
Томек тут же понял, о чем думает жена, и даже побледнел от волнения. А Динго уже откровенно рвался к гостинице. Перед открытой настежь дверью он залаял и замахал хвостом.
– Бьюсь об заклад на сто бутылок ямайского рома, что приехал отец! – воскликнула просиявшая Салли, бессознательно повторяя капитана Новицкого.
Сердце быстрее забилось у Томека в груди. Не говоря ни слова, он вбежал в холл гостиницы. Управляющий гостиницы поспешно поднялся и объявил:
– У вас гости, сеньор Вильмовский! Наконец-то прибыл ваш отец и с ним еще один сеньор. К счастью, у меня нашелся номер и для него.
– Великолепная новость! – воскликнул Томек в волнении. – Отец давно нас ждет?
– Они оба приехали вскоре после обеда. Сейчас они у себя в номерах.
– Значит, лапочка Динго не забыл отца! – торжествовала Салли. Она спустила собаку с поводка, велела ему:
– Динго, ищи хозяина, ищи!
Пес побежал вверх по лестнице, Вильмовские и Карские поспешили за ним. В коридоре второго этажа Динго, не колеблясь, остановился перед дверью рядом с номером Вильмовских, замахал хвостом. Салли негромко постучала. Через минуту на пороге появился высокий, плечистый человек с потемневшим от тропического солнца лицом. Быстрым взором он окинул стоявшую перед ним четверку молодых людей, убедился, что все живы и здоровы, и произнес:
– Заходите, заходите, дети! Я так по вас соскучился!
Первой он заключил в свои объятия Салли, она доверчиво прижалась к нему.
– Я так счастлива, папа, что ты с нами… Так нам тебя не хватало.
– Я выехал из Гамбурга через неделю после того, как получил письмо от Тадека Новицкого, – начал Вильмовский, – и понял, что вы находитесь в опасной ситуации. Мне хотелось побыстрее с вами встретиться, но в дороге возникли затруднения. Слава богу, господин Никсон весьма мне помог и вот мы вместе. Со мной приехал господин Уилсон, сотрудник господина Никсона.
Затем Вильмовский так же сердечно приветствовал Наташу, потом обнял Збышека, а после всех прижал к груди сына.
– А ты изменился, Томек! – помолчав, заметил он.
– Мне уже известно, какой опасной оказалась твоя экспедиция. Очень я переживал за всех вас. Господа Никсон и Уилсон так высоко отзывались о тебе и Тадеке Новицком! Я тобой горжусь.
Взволнованный Томек долго в молчании обнимал отца, лишь немного успокоившись, заговорил, но голос его все-таки немного дрожал:
– Тяжело было, отец… Мы нашли господина Смугу, но не смогли его освободить. Это он нас спас, а сам с Тадеком в плену у кампов.
– Дядя, Томек был просто великолепен! – восхищался Збышек. – Если бы не он, пропали бы мы в Андах!
– Помолчи, Збышек! – рассердился Томек. – Все проявили себя самым лучшим образом. Ты, Натка, Салли, наши союзники-индейцы, да все, и Динго в том числе. Папа, дорогой, что было с тобой в дороге?
– До Манауса я доехал без всяких трудностей. Затруднения начались только в Икитос. Но давайте поговорим потом, а сейчас я хочу пригласить сюда господина Уилсона, он решил принять участие в экспедиции. Он отдыхает у себя в номере, я схожу за ним.
Вильмовский вышел из комнаты и вскоре вернулся с невысоким, но хорошо сложенным человеком, тот сначала подошел к Томеку.
– Как я рад вас видеть! – воскликнул он. – Не было дня, чтобы мысль о вас не приходила мне в голову. Меня мучила совесть, ведь я позволил Смуге одному преследовать убийц, а потом не принял участия в вашей спасательной экспедиции. Мне хочется реабилитировать себя, отдаю себя в ваше распоряжение, вы можете полностью на меня рассчитывать.
Уилсон сильно стиснул руку Томека в рукопожатии, а левой рукой, по южноамериканскому обычаю, похлопал его по спине. Не менее радостно приветствовал он Збышека и женщин, а когда все расселись, обратился к Вильмовскому:
– Вероятно, вы еще не успели рассказать сыну о том, какое сейчас сложилось положение?
– Вообще Томек расспрашивал меня о нашей поездке, но я полагал, что с рассказом надо подождать, пока вы к нам присоединитесь, – ответил Вильмовский. – Приехав в Манаус, я имел долгую беседу с господином Никсоном. Я показал ему полученное от Тадека письмо. Господин Никсон высказал мнение, что раз вам понадобились деньги, следовало бы обратиться к нему. Хотел бы еще добавить, что как только я получил письмо от Тадека, я послал телеграмму господину Никсону о том, что собираюсь приехать в Манаус. Поэтому господин Никсон связался с банком в Икитос, а затем поехал вместе со мной и господином Уилсоном. Вот в Икитос до нас и дошли тревожные вести…
– Очевидно, вы услышали о восстании кампов на верхней Укаяли, – прервал его Томек.
Вильмовский внимательно всмотрелся в сына:
– Значит, тебе уже известно о восстании кампов?
– Здешние власти получили неподтвержденные пока сведения о серьезных беспорядках в Монтании, но громко о них здесь не говорят, – пояснил Томек. – Господин Смуга подозревал, что кампа готовят восстание против белых, предупреждал нас… А как, отец, вы с господином Уилсоном добрались до Лимы?
– Мы собиралась поплыть на судне по Укаяли до Масисеи, оттуда по Пачитее до города Серро-де-Паско
[72]
, а уж оттуда по железной дороге доехать через Орою до Лимы.
– Там как раз сходятся дороги, ведущие из Лимы в Икитос и на верхнюю Укаяли, – добавил Уилсон. – В Икитос уже знали о восстании индейцев, дорога на верхнюю Укаяли оказалась перерезанной, поэтому мы поплыли по Мараньону до города Лагунас. Там нам удалось сесть на небольшое судно, оно должно было плыть в Тиньо Мария по Гуаллаге
[73]
.
