Он подумал о Мэтлоке, который отдыхает на Мадейре и не знает, что такое левый отель. Мэтлок, который, будучи загнан в угол, извлек из-под полы имя Эдриана и выстрелил в упор. Мэтлок, который сидит у панорамного окна с видом на матушку Темзу и неуклюже пытается давить ему на психику. Сначала кнут, потом пряник, потом то и другое вместе.
Люк не льстился на пряник и от кнута не шарахался. Ему недоставало хитрости, как он сам охотно признавал. Его рабочая характеристика гласила «не способен манипулировать людьми», и он втайне был этим доволен. Люк отнюдь не считал себя кукловодом. Его конек — упрямство. Выносливость. Умение монотонно твердить «нет», что бы с тобой ни делали, сидишь ли ты скованным в сарае или в кресле для посетителей в уютном кабинете Мэтлока под сенью «Лубянки на Темзе», попивая виски и отбиваясь от вопросов. Можно вволю предаваться собственным мыслям, пока слушаешь Билли-Боя:
— Контракт от трех до пяти лет на тренировочной базе, Люк, прелестный домик для жены — поможет уладить проблемы, о которых нет нужды упоминать, — компенсация расходов на переезд, здоровый морской воздух, хорошие школы в округе… Тебе не придется продавать дом в Лондоне, особенно сейчас, когда цены упали… Мой совет — сдай его в аренду и получай прибыль. Поболтай с нашими бухгалтерами на первом этаже, скажи, что я велел тебе к ним заглянуть… Конечно, до Гектора в вопросах собственности нам далеко… — Пауза, чтобы придать лицу подобающе тревожное выражение. — Надеюсь, Люк, Гектор ни во что тебя не втягивает. Ты ведь, извини, не слишком разборчив в своих привязанностях. Говорят, сам Олли Деверо каким-то образом подпал под его влияние, вот уж от кого не ожидал столь опрометчивого шага. Интересно, Олли у него на полной ставке? Или скорее на фрилансе, как по-твоему?
Еще скучнее час спустя пересказывать все это Гектору.
— Билли-Бой сейчас за нас или против? — спросил Люк за тем же прощальным стаканчиком виски в аэропорту Шарль де Голль, когда оба с облегчением отвлеклись от личных тем.
— Билли-Бой станет делать только то, за что, как он думает, его поглядят по головке. Если ему придется выбирать между лесничими и браконьерами, он предпочтет собственную безопасность. Но все-таки человек, который настолько ненавидит Обри Лонгрига, не может быть стопроцентно плох, — подумав, ответил Гектор.
При других обстоятельствах Люк мог бы поспорить с этим оптимистичным утверждением, но только не в канун решающей битвы Гектора с силами тьмы.
Утро четверга наконец настало. Поспать Гейл и Перри удалось совсем немного, однако поднялись они бодрые и охотно позавтракали с Олли, который затем отправился на поиски «королевского экипажа», как он выразился, — а они тем временем составили список и пошли за покупками для детей в ближайший супермаркет. Разумеется, это навеяло воспоминания о шопинге в Сент-Джеймсе в тот самый день, когда Амброз погнал их по лесной тропе, но на сей раз выбор был прозаичнее. Минеральная вода, с газом и без, и прочие прохладительные напитки — ладно уж, давай купим кока-колы (Перри); закуски для пикника — дети обычно предпочитают пряное сладкому, даже если сами этого не сознают (Гейл); маленькие рюкзачки для всей компании, ужасно дорогие; несколько резиновых мячей и бейсбольная бита, раз уж ничего более похожего на набор для крикета не нашлось, — поучим их бить с лёта, а точнее, поскольку мальчики играют в бейсбол, они сами нас поучат.
«Королевский экипаж» представлял собой старый зеленый фургон для перевозки лошадей, с деревянными бортами, брезентовой крышей и двумя загончиками в задней части, разделенными перегородкой. На полу для удобства пассажиров лежали подушки и одеяло. Гейл осторожно устроилась на подушке. Перри, вдохновленный перспективой приключений, лихо вскочил в кузов вслед за ней. Олли убрал пандус и закрыл задний борт. Назначение широкополой черной шляпы внезапно прояснилось — на сцену выступил Олли, веселый цыган, едущий на скачки.
Через пятнадцать минут — Перри засек время — они остановились на мягком грунте. Не шуметь и не выглядывать, предупредил Олли. Дул горячий ветер, брезентовая крыша вздымалась точно парус. По подсчетам Олли, они были в десяти минутах от цели.
Люк-отшельник — так называли его учителя в начальной школе, в честь отважного героя какого-то давно позабытого авантюрного романа. Даже обидно, что в возрасте восьми лет он проявлял такую же склонность к уединению, как и в сорок три.
Он остался Люком-отшельником и пребывал им доныне. В очках с роговой оправой и ярко-красном галстуке, он сидел за серебристым ноутбуком под роскошным куполом вестибюля «Бельвю палас»; через подлокотник кожаного кресла, стоявшего точно посредине между стеклянной входной дверью и Почетным салоном, был переброшен синий дождевик. В салоне собрались на полуденный аперитив представители международной торговой корпорации «Арена» — так гласила красивая бронзовая табличка, указывавшая гостям дорогу. Люк-отшельник наблюдал за визитерами через многочисленные дверные стекла, готовясь самостоятельно умыкнуть отсюда свежеиспеченного перебежчика.
В течение последних десяти минут он с благоговейным отвращением рассматривал сначала Эмилио дель Оро, потом двух швейцарских банкиров, которых Гейл почтила прозвищем «Петя и Волк», — они тихонько вошли в сопровождении нескольких мужчин в серых костюмах. Следом появились два молодых араба (судя по внешности), затем китаянка и какой-то смуглый широкоплечий тип, которого Люк наугад определил как грека.
Вот прибыли скучающим стадом семеро «чистых делегатов» — без охраны, не считая Банни Попхэма и обаятельно томного Джайлса де Солса, который щеголял тростью с серебряным набалдашником в тон неприлично дорогому костюму.
Обри Лонгриг, где тебя носит, когда ты нужен? — мысленно вопрошал Люк. Не хочешь высовываться? Очень мудро с твоей стороны. Безопасное место в парламенте и бесплатный билет на «Ролан Гаррос» — это нормально, как и многомиллионная взятка, и новые бриллианты для безмозглой жены, не говоря уже о должности неисполнительного директора в новеньком английском банке, который ворочает миллиардами свежеотмытых денег. Но вот официальное, публичное подписание договора — это чересчур для тебя. Размышления Люка прервал долговязый, лысый, вечно недовольный член парламента Обри Лонгриг собственной персоной, вошедший вместе с Димой, лучшим в мире специалистом по отмыванию денег.
Люк погрузился в недра кожаного кресла и чуть выше поднял крышку ноутбука, понимая, что если в жизни и существует момент высшего триумфа, то он настал сейчас и больше не повторится. Он вновь возблагодарил богов, в которых не верил, за то, что они с Обри Лонгригом никогда не видели друг друга вживую.
Лишь когда двое прошли мимо, направляясь в Почетный салон — Дима чуть не задел Люка, — он осмелился поднять голову, быстро взглянул на дверное стекло и упорядочил в голове следующую информацию.
Пункт первый. Дима и Лонгриг не разговаривали. Возможно, по чистой случайности получилось так, что они бок о бок поднялись по лестнице. За ними следовали еще двое — крупные мужчины средних лет, типичные швейцарские финансисты — по мнению Люка, именно они, а не Дима, являлись спутниками Лонгрига. Хотя аргумент был шаткий — ведь Дима и Лонгриг могли общаться раньше, — Люк обрел в нем некоторое утешение: когда операция близка к апогею, весьма неприятно обнаружить, что у вашего подопечного с главным действующим лицом какие-то личные отношения, о которых вам неизвестно. В остальном же, что касалось Лонгрига, Люк испытывал лишь безграничное торжество: он здесь, я его видел своими глазами!
