— И она все-таки уехала?
— Ну да. Игорь повез ее на машине.
— Заткнись! — перебил Алексей. — Игорь отвез ее в Берн, и ни на какой сраный урок она не пошла, придурок! Наташа наврала маме!
Адвокат Гейл повысила голос:
— Игорь отвез ее в Берн? Куда конкретно?
— На станцию! — крикнул Алексей.
— На какую станцию? — сурово спросил Перри. — Пожалуйста, успокойся. На какую именно станцию Игорь отвез Наташу?
— На главный вокзал. Международный, понимаете! Оттуда идут поезда куда угодно. В Париж! В Будапешт! В Москву!
— Это папа сказал ей ехать туда, Профессор. — Виктор нарочно заговорил тише, чтобы не походить на истеричного Алексея.
— Дима действительно так распорядился? — уточнила Гейл.
— Он велел ей ехать на вокзал. Так сказал Игорь. Хотите, я ему позвоню и вы сами спросите?
— Он не сможет, дебил! Профессор не говорит по-русски! — Алексей уже чуть не плакал.
Перри твердо продолжал:
— Виктор… подожди, Алексей! Виктор, повтори, пожалуйста, — только медленно. Алексей, я выслушаю тебя, как только твой брат мне ответит. Итак, Виктор…
— Наташа сказала Игорю, что так велел папа, поэтому он высадил ее на вокзале.
— Игорь тоже дебил! Даже не спросил зачем! — завопил Алексей. — Он так боится папу, что просто высадил Наташу на вокзале, и привет! Ничего не спросил! И поехал в магазин. Если Наташа не вернется, Игорь не виноват. Папа так сказал, и он отвез Наташу на станцию, поэтому он не виноват!
— А откуда вы знаете, что она не на уроке? — спросила Гейл, взвесив свидетельские показания.
— Виктор, говори, — быстро скомандовал Перри, прежде чем Алексей успел открыть рот.
— Нам позвонили из школы: где Наташа? — ответил Виктор. — Урок стоит сто двадцать пять евро в час, никто ничего не отменял. Она должна была прийти на эту свою дурацкую выездку. Они уже оседлали лошадь и ждали ее. Тогда мы позвонили Игорю на мобильник. Где Наташа? Он сказал: на вокзале, так велел папа.
— Как она одета? — спросила Гейл, из жалости обращаясь к Алексею.
— Широкие джинсы. Длинный балахон. Она теперь носит всякую бесформенную дрянь. Говорит, ей не нравится, когда парни пялятся на ее задницу.
— У нее были с собой деньги?
— Папа ей дает сколько угодно. Он ее страшно балует. Мы получаем в месяц всего сотню, а она пятьсот. На книги, одежду, обувь. Она ж повернутая на туфлях. Месяц назад папа купил ей скрипку. Скрипки вообще стоят дикую кучу денег…
— Вы пытались дозвониться до Наташи? — поинтересовалась Гейл у Виктора.
— Да, — ответил тот, спокойно и сдержанно, как взрослый. — Мы все ей звонили. С наших мобильников, с Катиного, с Ириного… она не отвечает.
Вспомнив о присутствии Тамары, Гейл повернулась к ней:
— А вы ей звонили?
Тамара промолчала.
Гейл объявила детям:
— Пожалуйста, выйдите в другую комнату. Я хочу побеседовать с Тамарой. Если Наташа позвонит, дайте мне поговорить с ней первой. Хорошо?
Поскольку в Тамарином темном углу не было другого стула, Перри подтащил деревянную резную скамейку и устроился на ней вместе с Гейл. Крошечные черные глазки Тамары безучастно скользили между ними.
— Тамара, — начала Гейл, — почему Наташа боится встречи с отцом?
— У нее будет ребенок.
— Она сказала вам?
— Нет.
— Но вы заметили.
— Да.
— И давно?
— Это несущественно.
— Но на Антигуа вы уже знали?
— Да.
— Вы обсуждали это с девочкой?
— Нет.
— С Димой?
— Нет.
— Почему вы не поговорили с Наташей?
— Я ее ненавижу.
— А она вас?
— Тоже. Ее мать была шлюха. Наташа тоже шлюха. Неудивительно.
— А что будет, когда Дима все выяснит?
— Может, полюбит ее еще сильнее. Может, убьет. На все Божья воля.
— Вы знаете, кто отец ребенка?
— Может быть, их много. Инструкторы по верховой езде. Инструкторы по горным лыжам. Может быть, это почтальон. Или Игорь.
— У вас нет предположений, где сейчас Наташа?
— Она не делится со мной секретами.
На улице начался дождь. Две красивые гнедые лошади в загоне игриво толкали друг друга головами. Гейл, Перри и Олли стояли в тени фургона. Олли связался с Люком по мобильнику. Тому было трудно говорить: в машине с ним сидел Дима. Но инструкции он дал четкие и однозначные. Излагающий их Олли был внешне спокоен, но его неуловимый акцент от напряжения сделался совсем уж экзотичным:
— Выметаемся отсюда немедленно. Произошло кое-что серьезное, мы не можем задерживать весь флот ради одного корабля. У Наташи есть телефоны родных, а у них есть ее телефон. Люк не хочет, чтобы мы столкнулись с Игорем, и я с ним полностью согласен. Он говорит, чтобы все сели в машину, сейчас же, пожалуйста, Перри, и отправлялись сию минуту, понятно?
Перри был на полпути к дому, когда Гейл окликнула его:
— Я знаю, где она.
— Похоже, тебе известно больше, чем мне.
— Не намного. Но этого достаточно. Я поеду за ней. Прикрой меня. Никакого героизма, никаких шовинистских воплей. Вы с Олли вывозите семью, а мы с Наташей вас догоним, как только я найду ее. Я так и скажу Олли — и хочу предварительно заручиться твоей поддержкой.
Перри обхватил голову руками, как будто пытаясь что-то припомнить, потом уронил их, сдаваясь.
— Где она?
— В Кандерштеге. Это далеко?
— Нужно доехать до Шпица, а потом на поезде подняться в гору. У тебя есть деньги?
— Полно. Люк дал.
Перри беспомощно посмотрел на дом, потом на Олли в широкополой шляпе, который нетерпеливо ждал возле машины. Потом снова на Гейл.
— Ради бога… — растерянно выдохнул он.
— Знаю.
Глава 15
Перри Мейкпис был известен своим друзьям-альпинистам как человек, способный трезво мыслить и решительно действовать в случае аврала. Он гордился тем, что почти не видел разницы между тем и другим. Он тревожился за Гейл, вполне сознавал опасность предприятия, ужасался Наташиной беременности и тому, что Гейл сочла необходимым держать это в тайне от него. С другой стороны, Перри с уважением относился к ее доводам и во многом винил себя. Тамара, которая буквально помешалась от ревности к Наташе, точь-в-точь старая карга из романа Диккенса, внушала ему отвращение и усугубляла сочувствие к Диме. Последняя встреча с ним в массажном кабинете необъяснимо растрогала Перри — закоренелый преступник, признавшийся убийца, лучший в мире отмыватель денег стал его подопечным и другом. Как бы Перри ни уважал Люка, он жалел о том, что Гектор покинул поле боя в ту самую минуту, когда операция близится то ли к успешному завершению, то ли к провалу.
